Хочу женщину в Ницце - [156]

– Значит, не все так однозначно в нашем с тобой совместном понимании состояния вещей в государстве.

Домна всегда искусно умела управлять своими эмоциями, держа себя в рамках, подобающих ее статусу, лишь пальцы ее рук, впившиеся в край кушетки, говорили о ее непростом отношении к получившему в империи известность софисту Квинту Септимию Флоренсу Тертуллиану. Ее глубокий вздох говорил о многом.

– Кстати, – обратилась Августа к сестре, – было время, тебя волновал юридический статус женщины в империи, особенно когда ты оформляла документы, отчуждая в свою пользу те две огромные государственные виллы, построенные в предместьях Антиохии, которые были вовремя выкуплены за бесценок твоим мужем. Ты не хотела упускать свою выгоду и выиграла спор с проконсулом, используя свой правовой статус по закону, даже не прибегая к помощи двора. Роскошь этих вилл по мнению наместника Сирии могла сравниться только с любимой виллой Севера, что находится в Кампании. Ты тогда консультировалась у Папиниана и должно помнишь, что заботило нашего прославленного юриста.

Юлия Меза вынуждена была подтвердить слова сестры, не вполне понимая, зачем, собственно, это понадобилось Домне, и сказала слегка сдавленным голосом:

– Да, помню. Я помню даже главное юридическое определение, легшее на папирус Папиниана, и готова тебе передать его смысл почти дословно: «По общему правилу нашего законодательства положение женщин в империи хуже, нежели мужчин».

Юлия Домна привстала с кушетки и ткнула сестру пальцем в грудь, задрапированную цветастым шёлком и украшенную зелеными камнями в золотой оправе.

– Вот что тебя тогда тревожило – твои права! Ты сейчас стала богатейшей матроной, и твои права собственности защищены нашим законом. Вот о чем умалчивает Тертуллиан! Давай вспомним, что он смел говорить о римской женщине. Готова признать, что прочла его книги не без пользы для себя. Для меня стало очевидным, что Тертуллиан – серьезный враг целостности нашего государства, но сначала хочу сказать не о нем, а о римской женщине. Творческое созерцание любого творца-философа всегда подмечало в женской красоте две бездны: божественную и, говоря терминами самого Тертуллиана – дьявольскую. Тертуллиан подмечает только дьявольскую, а потому так однобок! Я согласна, что основным свойством красоты женщины является способность ранить душу человека, оставить в ней след неизгладимый. Для Тертуллиана же это означает начало непочтения и бунта. Поэтому женщина для него – это служительница дьявола и порока. Отсюда все его последующие сентенции касательно ограничения прав женщины. Для меня вся многовековая история Рима – это история достижения женщиной прав в нашем обществе. Величие Рима в том, что он предоставил женщине то, чего она была достойна, пусть даже и не в полной мере. Папиниан прав, что положение женщины в нашем обществе хуже, нежели мужчины хотя бы потому, что по римским законам женщина до сих пор не обладает полнотой гражданских прав, поскольку лишена избирательного права. Но со времен Октавиана Августа по законам Рима женщина обрела свободу быть уважаемой личностью в обществе, наследовать имущество – и в этом завоевание нашей цивилизации. Теперь Тертуллиан призывает нас вернуться к временам закона «Против роскоши», который запрещал женщинам носить на себе больше пол-унции золота, окрашенную в разные цвета одежду, ездить в повозках… дальше даже не хочу перечислять. Ну, когда такое было в Риме? Закон Оппия, внесенный в комиции четыреста лет назад в разгар войны римлян с Ганнибалом, был тогда продиктован необходимостью экономить средства для ведения военных действий. Через двадцать лет Катон Старший отменил этот закон под напором толп женщин, обступивших консулов и преторов с требованием возвращения своих прав. Римская матрона приобрела вес в обществе. Нас слушают мужчины, с нами считаются сенаторы, к нам прислушиваются императоры. Тертуллиан смеет утверждать, что рот женщине нужен, чтобы держать его закрытым. Нам надлежит слушаться и подчиняться только мужу, не пить вина, не красить ногти, не мазать губы, не подводить глаза. Ткани нужны только белые, чтобы закрывать тело и не соблазнять мужчин. «Украшай глаза скромностью, рот молчанием», – так, кажется, звучит его изречение.

Она обменялась с сестрой понимающими взглядами, и Юлия Домна продолжила:

– Он отказывает нам в праве разводиться с мужем и призывает всегда держать перед ним голову склоненной и вообще не выходить из дома. И все это ты, моя родная сестра, тоже готова называть возвращением к естественному состоянию? Ты что же считаешь, что он прав, утверждая, что наша цивилизация извратила человека? Он заявляет, что своими прическами мы, матроны, напоминаем ему проституток. Впрочем, досталось от Тертуллиана и мужчинам. Он считает, что второй брак это прелюбодеяние и равен двоеженству, но это мелочь по сравнению с его нападками на женщин. Его ненависть к женщине и к театру имеет под собой одну основу. Понимаю, почему он так агрессивен в своей нетерпимости к литературным творениям Апулея! В книгах Луция мужчины восторгаются красотой женщины, пленяющей их силой стройного тела и гибкого ума. Изида у него – главный образец преклонения. Никому ещё не удавалось сравниться с ним в мастерстве воспевания на латыни ее достоинств. Ты, дорогая моя, в великие праздники свои седые волосы тоже нередко красишь в рыжий цвет, как римские христианки, что понаехали в Рим в том числе и из Африки и компактно заселили земли между холмами Целия и Авентина. Им тоже досталось от Тертуллиана. Якобы, они стыдятся своего происхождения и темных волос и потому уподобляются матронам, стремящимся в свою очередь быть похожими на женщин, что приехали в Рим из Германии и Галлии. По всему видно, что Тертуллиан напрочь забыл «Искусство любви» Овидия, отрывки из поэмы которого мы зубрили в школе. Вспомни: «Платье украсит вас, а без украшений самое прекрасное лицо, будь оно похоже хоть на лицо прекрасной Венеры, теряет свою прелесть».