Хочу женщину в Ницце - [154]

– Да, Иреней уже тогда нуждался в расположении к себе наместника, но подход к нему рассчитывал получить через мою благосклонность. Еще с тех давних пор, когда правил страной Марк Аврелий, и на христианскую секту в Лугдуне обрушился гнев горожан за ворожбу проклятую и последовали гонения, Иреней уяснил крепко, кто там хозяин и как стоит дорожить расположением местных магистратов, не говоря уже о наместнике всей лугдунской Галлии. Иреней уже в нашу первую встречу в открытую намекал на то, что я финикийка из Эмессы, а муж мой по отцовской линии был пуниец, а, значит, и сам с семитскими корнями. Видишь, дорогая, как этот Иреней все в свою пользу вывернул! Был убежден, что для него это большая удача, что его избрали вторым по счету епископом Лугдуна, а судьба даровала ему встречу со мной, тоже сирийкой, как и он сам. Клялся тогда, что будет молить бога своего за нашу с мужем удачу, и быть нам с Севером в скором времени людьми известными во всей Империи. Я тогда не удержалась, возьми, да расскажи мужу о нашем с ним знакомстве. Не скажу, что в тот же день, конечно, но как только случай представился. Север обещал подумать, да и ему тоже, перед тем, как расположение свое выказывать епископу, хорошо было бы заручиться одобрением Коммода. Однако в скором времени мы срочно покинули Лугдун, получив новое назначение в Сицилию, а затем и вовсе отправились в Верхнюю Паннонию. Прошло с тех пор лет эдак восемь, как волею богов оказались мы снова в Лугдуне, но уже в другом качестве. Клодий Альбин был побежден моим отважным мужем. Смотри-ка, сестричка, случилось в феврале за десять дней до мартовских календ ровно, как сейчас, но тогда в самом Лугдуне разрушения были превеликие и горе людское огромное, но заметь, гонений на христиан не было вовсе. Тогда-то в дни скорби по боевым товарищам мужа у костров погребальных и состоялась наша следующая встреча с Иренеем. Я лично представила его Императору, проводя в шатер. Он убеждал мужа, что все прошлое время молился за нашу семью и что его давние пророчества сбылись. Север не обещал ему своего покровительства, но в то же время дал понять, что епископ может рассчитывать на доброе расположение и обещание свое сдержал, по крайней мере, до времен своего императорского указа во время нашего долгого вынужденного стояния в Иерусалиме, то бишь в Элии Капитолине. Было бы глупо со стороны Иренея рассчитывать тогда на что-то большее. Мне казалось, что указ уберег Иренея и его секту от дальнейших погромов и гонений, и хоть жестоко ограничивал желание Иренея привлекать в паству вновь обращенных, самим своим наличием впервые даровал христианам определенное положение, признавая их секту в римском праве. Но Иренею хотелось большего. Он много и часто писал мне, но мне ли было соглашаться с ним, когда я уже примеряла на себя образ Изиды. Особенно много было писем от него после оглашения в городах империи эдикта Севера. Уверял в пагубности затеи мужа, поскольку закон бил ему как епископу не в бровь, а точно в глаз, ибо цель священного служения Иренея в Галлии была именно в распространении христианской веры не столько среди иудеев, сколько среди тамошнего галльского люда и прочего плебса. Уверял меня, что в скором времени новая вера верх возьмет над другими, убеждая, что вопреки эдикту Севера христианство ускорит свое распространение по всей империи. В кругу прихожан своих по всей Галлии Иреней даже пробовал подменять культ Изиды культом Богородицы. Удержу ему не было, и не боялся он гнева императорского и законных преследований. Не хотел он понимать, что в империи и так культы умирающих и воскресающих богов распространены повсюду: Осирис, Дионис, Митра – со счету боюсь сбиться, если начну перечислять всех. Теперь вдобавок к ним еще один нашелся – Иисус Христос. Понятно, что Иренею тогда было невдомек, что мы с Севером были в ту пору уже в Египте. Император на радость жителям той земли учредил в Александрии городской совет и разрешил уроженцам Египта становиться римскими сенаторами. Мы прошли по следам Цезаря и Клеопатры, Адриана и Сабины, проплыли по Нилу от Александрии до Фив. Стали посвященными в запретные письмена, хранящие тайные знания, скрытые в усыпальнице Александра Македонского. При нашем добровольном согласии и с одобрения жрецов Египта мой муж принял на себя образ Сераписа, а я – Изиды. Перед нами открылись врата абсолютной власти, способной определять судьбы. Распоряжением Севера вход в усыпальницу Александра был замурован. С тех пор минуло ровно десять лет. Я являю собой в нашем Отечестве идеал женственности и материнства. Миллионы римских женщин ежедневно поминают имя Изиды в своих молитвах и боготворят меня, веруя в мое божественное происхождение. Благодаря мне культ богини Изиды стал в империи повсеместен наряду с культом Сераписа. О тысячах статуй в римских городах с моим изображением я и говорить не хочу.

Заметив в глазах сестры сомнение, Домна простерла руки в сторону урны с останками мужа.

– Скажи, божественный отец, тот, в чьем лице империя обрела своего спасителя на многие годы, разве не я, родившая тебе сына и оберегавшая тебя всю жизнь от злых духов, и есть живое воплощение Изиды, которой повинуется судьба…