Хочу женщину в Ницце - [102]

– Да, но если девушка не хочет его ублажать, тогда как?

– Он имеет право её посечь или побить – он хозяин её! Он деньги за неё заплатил, целых 100 рублей!

– Может быть, ей жалованье какое за услуги полагалось? – поэтесса безуспешно пыталась ухватиться за что-то, чтобы оправдать российское варварство.

– Жалования никакого, но он обязан кормить её, поить. Из всех послаблений – только баня по субботам, а по воскресеньям – церковь.

– В России – понятно. А если бы он её к нам в Италию пожелал привезти, тогда что?

– Дело это было бы непростое. Если бы он сумел получить специальное разрешение и оставить залог, тогда можно, поскольку она всё равно остается государевой крепостной!

– А если она сбежит от него, тогда как?

– Казанова волен приказать её арестовать и доставить к нему в дом. До тех пор, пока ему не вернут 100 рублей, девушка будет принадлежать ему.

– А, если… – поэтесса снова хотела перебить графа, но он жестом остановил её.

– Давай не будем копаться в законах, зачем? Наш венецианец не был намерен обращаться с ней как с рабыней. На следующий день купчая была оформлена как надо, Зиновьев отсчитал деньги. Родители же, порядка ради, потребовали от соблазнителя, чтобы он проверил качество приобретаемого товара – другими словами, Казанове было предложено удостовериться в девственности купленной красавицы-крестьянки. В таких делах Казанова был знаток: усевшись на стул, он привлек к себе не сопротивлявшееся дитя и убедился, что отец её не солгал – Казанова обнаружил в ней наисовершеннейшую девственность. Но, как сам рассказчик нам поведал, он не ставил это условие обязательным, он и в противном случае не изменил бы своего решения. Так, без чулок и рубашки, а только в грубом холщовом платье, девушка Заира, чье имя мне показалось чудным, отправилась в карете со своим соблазнителем. Как признался нам сам венецианец, он привёз её к себе и целых четыре дня не выходил из дома, вкушая удовольствия, но на этот раз все было иначе, для него странно и непривычно, поскольку «приобретение» его было безмолвным и скованным и ни в чем не демонстрировало радостных эмоций. Русским языком он не владел, но Заира, к его удивлению, оказалась способной ученицей, и через пару месяцев совместной жизни научилась объяснять Казанове, что ей было надобно.

– Неужто все четыре дня он молча делился с ней своим богатым опытом любовных утех? – смеясь и прикрывая рот ладонью, спросила Корилла.

Алехан молча с улыбкой кивнул:

– Говорил так. Натешившись вволю русской наложницей, он одел ее во всё французское и повез в баню. Баня была общественной – в ней вперемежку мылось много мужчин и женщин, и никто не обращал внимания на чужую наготу. Своим умом европейца Казанова так и не смог уразуметь, что это было – бесстыдство или первобытная невинность. Крестьянка так ему пришлась по сердцу, что вскоре он рассчитал за ненадобностью своего вечно пьяного слугу, привезенного с собой, поскольку Заира стала для него и любовницей, и служанкой. Не исключаю, что и девушка его искренне полюбила. По словам Казановы, у неё был единственный недостаток – она была любительница гадания на картах, и ей они всё время говорили, что Казанова ей изменяет, а картам она верила больше, чем ему. Заира стала такой ревнивой, что однажды чуть не покалечила Казанову, швырнув бутылку ему в голову. Всё ей мерещилось, что он в трактирах проводит время с непотребными девками. Дело кончилось тем, что он сжег карты в печке, чтобы отвадить Заиру от гаданий. Когда Казанова отправился в путешествие в Москву, Заира отправилась с ним. Ему нравилось, что, в отличие от Европы, где каждый норовил залезть к нему в душу и заглянуть в постель, в России у него никто ни разу не поинтересовался, кто ему эта Заира – дочь, любовница или служанка?

– А сама Заира как себя чувствовала, живя с ним как наложница?

– Прекрасно! Она прежде всего была в восторге от того, что везде, где его принимали, она на равных сидела за столом с гостями. А как мужик… Казанова, наверное, был крепок.

– Она давала ему повод, чтобы он её поколачивал? – Корилла воспринимала все так эмоционально, что графу казалось, что она примеряет на себя ее шкуру.

– Бил он её, и не раз, но, знаешь, русские бабы привычны к такому обращению. Бьет – значит, любит! Эту поговорку сам Казанова частенько повторял по-русски, хотя этот наш обычай он не приветствовал. Он рассказывал, что обучил девушку хорошим манерам и итальянскому, возил к её родителям. Заира была готова следовать за ним куда угодно, но, как поведал нам Казанова, в обратный путь с ним следовала уже другая попутчица, к которой он воспылал страстью, пусть и ненадолго.

– Неужели он вернул Заиру родителям, в хижину? – глаза Кориллы были полны ужаса.

– Да сдалась тебе эта хижина! Совсем нет. Он повел себя благородно и подыскал себе достойную замену. У нас в Петербурге к тому времени уже много лет жил итальянский архитектор по имени Ринальди. Уверен, эта фамилия тебе знакома. Он был любим и уважаем нашей императрицей. К удивлению Казановы, полагавшему, что архитектору хорошо за семьдесят, Ринальди положил на девицу глаз. На самом же деле Ринальди не стукнуло и шестидесяти! Казанова продал ему Заиру, архитектор взял её к себе и никогда не обижал. Мой брат был близко знаком с архитектором, да и я тоже. Ринальди строил для матушки Мраморный дворец, который она вскорости подарила Григорию. Он же возвел брату и дворец в Гатчине. Сейчас архитектору лет шестьдесят пять. Надеюсь, Заира до сих пор живет с ним счастливо.