Хочу быть живым 2 - [33]

Программисту нравится писать программы. Моряку нравится ходить по морям. Лётчику нравится в небе летать. Согласно этой логике, которую я полностью разделяю, в армию должен идти тот, кому нравится воевать. Тот, кто любит войну, с детства тянется к танчикам и пушечкам, воображает себя героем, закаляет тело и дух. Он хочет и готовится воевать. Ему это нравится. Большой вопрос, конечно, можно ли такому индивидууму давать в руки оружие – но это не для этой книги вопрос. Мир такой, какой он есть, и в нём сегодня есть место войне.

Любовь к войне и желание воевать – подобная мотивация является самой правильной для военного. Да, именно такой она должна быть, а не ласковые гарантии государства. Как сын военного, я так думаю.

Вспоминаю одну книгу Бушкова. Название не подскажу, потому что давно читал. В ней женщина называет главного героя, крутого вояку, защитником Родины.

– Какой же я защитник, – возражает он, – Я центральный нападающий.

Мой отец

Мой отец был простым человеком. До армии работал в колхозе на тракторе, потом ушёл на флот служить срочную, и остался на флоте мичманом.

Он свою маму называл на «Вы». И его брат, дядя Витя, тоже называл её на «Вы». Дядя Витя работал водителем всю жизнь. Для них, двух братьев, было совершенно нормально сказать: «Вы, мама». Я мог бы сейчас начать рассказывать, как она поднимала ребятишек после войны, как их отец потерял на войне глаза и бабушка водила его с гармошкой по свадьбам, чтобы он зарабатывал деньги в семью. Но не буду, суть не в этом. Я ведь не хочу сказать, что на «Вы» её называли за то, что она их кормила, верно?

Меня в детстве коробило от этого «Вы», мне было трудно, потому что я свою маму называл уже на «ты».

Сегодняшние дети на своих матерей уже кричат.

Завтра их дети (наши внуки, что ли…) будут своих родителей бить.

Это я к тому, что прогресс на лицо, демократизация побеждает. Ведь это так демократично, когда родители и дети равны, разве вы не согласны? Кстати, совершенно неясно, какое отношение к этому свинству имеет слово «демократия». Одно время я собирал определения этого слова, мне особенно понравились два. Первое определение было предложено в одном из вариантов американской конституции, но не вошло в окончательную редакцию: «Демократия – это договор хорошо вооружённых мужчин». А напрасно не вошло, оно было бы там на месте.

Второе предложил Борис Абрамович Березовский: «Демократия – это власть крупного капитала». Оба правильные, но второе правильнее. И ни то, ни другое не имеют ни малейшего отношения к тому, как вас зовут ваши дети.

Один мой крайне непросвещённый друг сказал, что демократия – это выборы пахана. Все сидят в камере, за решёткой, но имеют возможность выбрать старшего. Я сказал другу, что такая точка зрения имеет право на жизнь, но понимает ли он, что у этой тюремной камеры дверь не заперта? Можно взять, и уйти.

– Все не уйдут, – сказал друг.

– А всем и не надо, – возразил я, – Ты сам уйди, и семью с собой забери, этого достаточно.

Не надо думать за всех. За всех пусть конь думает, у него голова большая. И попросите коня думать быстрее, пока не пришла пора принимать крайние меры. Насчёт крайних мер расскажу сейчас одну историю, теперь уже не про друга, а про меня.

Однажды в России я зашёл в свой университет. Хотел посетить кафедру, да и просто побродить по коридорам, настроение было такое. Но теперь на входе стоял турникет, с лампочками и вахтёршей. Более того, именно сегодня в будке было сразу две тётеньки – наверное, всех предупредили, что я приду. Как уже потом выяснилось, вторая вахтёрша была аж комендантом этого здания, и прибыла на объект с инспекцией.

– Вы куда? – спросила комендантша, про которую я ещё не знал, что она комендантша.

Я поклонился окошку, и сказал правду.

– Вы кто? Паспорт давайте! – потребовала сразу всё комендантша.

Её коллега, простая вахтёрша, испуганно стояла чуть позади начальства, пассивно участвуя в мастер-классе. Глаза её округлились, и смотрели на меня с сожалением. Я покорно отдал окошечку паспорт. В паспорте у меня не по-русски написано. Комендантша полистала импортную книжицу, но не стала изображать из себя полиглота:

– Это вы откуда? – громко спросила она.

Мне нравятся такие люди, они продолжают быть собой даже тогда, когда можно от себя отдохнуть.

– Из Эстонии, – признался я, замирая в ожидании сам не понял, чего, но явно чего-то.

– Из Эстонии, ага, – сообщила публике комендантша, мастер-класс продолжался.

Горестно вздохнув, она шлёпнула моим паспортом по столу, словно муху прибила, посмотрела на меня с сожалением, выбила пальцами дробь на столе, потом взяла мой паспорт, и вышла из будки. Оставленная в будке её ученица, простая вахтёрша, посмотрела на меня с сочувствием, но я думал только про паспорт – сейчас коменданша его съест, и на меня свалится ненужная суета.

– Эстония! – громогласно продекламировала комендантша.

Потом она стала в театральную позу (позже, когда я это всё вспоминал, мне казалось, что она даже руку к небесам вздёрнула, как древнегреческий трагик), откашлялась и прочитала нам лекцию, в которой доходчиво объяснила, почему в Эстонии все фашисты. Наскоро пробежав по международному положению, докладчик довёл до сведения слушателей правильную позицию, затронул и характерные противоречия, чуждые нашему образу жизни. Не остались без внимания и причины столь вопиющего положения дел, а также исторические перспективы, включая направление и скорость движения в никчемное будущее.