Хочу быть живым 2 - [32]

– А давайте я в ленинской комнате радио починю?

Кто не в курсе – в каждой казарме была специальная комната, там жил бюст Владимира Ильича Ленина и висели плакаты про коммунизм. В нашей ленинской комнате вдобавок стояло радио, большое, размером с грузовой чемодан, и оно не работало. По крайней мере – не включалось.

– А ты умеешь? Ну, давай, – согласился офицер, уж не помню какой, но вряд ли полковник.

Какой-какой… обычный, наш офицер, родной.

И вместо размахивания шваброй я ловко смылся дневалить в ленинскую комнату. Радиола было деревянная, из светлого толстого дерева, а нутро у неё было ламповое, как бабушкин телевизор. Это сейчас хороших тёплых людей называют ламповыми. У ламповой техники действительно тёплый тембр. А тогда других тембров практически не было, и ламповым оказалось не радио, а прекрасно проведённое мною время – в комнате было тепло, уютно, удивительно лампово. Я расчехлил радиолу, и принялся шевелить лампочками, пытаясь добиться пульса.

Вскоре дверь заскрипела. Пришлось отвлечься от радио, и оценить степень угрозы. На пороге стояли двое: неведомый доселе майор и чарующей красоты женщина. Замечу, что все они тогда были чарующими, особенно если смотреть из казармы. Бессовестно красивыми были.

Майор счастливо улыбался, женщина пока нет. Комната была хорошая, чистенькая, но женщина изучала её стены таким испуганным взглядом, будто высматривала или гигантского паука, или стаю гнусных вонючих тараканов. Ещё вполне могла быть на стенах мерзкая зелёная плесень – женщина бы не удивилась, если от её взгляда со стены упал бы плакат с танком, а под ним она, плесень. Хорошо, что из-за плеч вошедших показался ещё наш ротный, а то женщина точно бы материализовала и плесень, и грибы, и клопов.

– Вот! – сказал ротный, капитан Б., – Тепло! Светло! А ты что здесь делаешь?

Вопрос предназначался мне.

– Он радиолу чинит, товарищ капитан, – поспешно объяснил вместо меня старшина, который тоже был с ними, но до этого момента ловко скрывался в тени начальства.

– Вот! – сказал ротный, забыв про меня, – И радиола работать будет!

И он посмотрел на женщину, как цветы подарил. Я уже знал, что в армии всегда так – радио чинишь ты, а улыбаться будет ротный.

Женщина перестала искать подвохи, и глянула на меня. Удивительно, но именно в этот момент зелёный глаз, показывающий качество настройки на радиоволну, ожил, и полный басов и прочих частот голос запел:

– …ные глазки, очаровали вы меня, в вас мно…, – и радиола умолкла.

– го, – подсказал старшина, мгновенно сориентировавшись, – много жизни.

– Много ласки… – мечтательно добавил ротный, – и огня.

Женщина рассмеялась. Как будто радиола и не смолкала – от женского смеха в комнате родилась теплота. Я сунул руки в радиолу, и принялся резво шевелить лампочками – мне очень хотелось, чтобы теплота продолжалась. Женщина взглянула на меня снова.

– Точно работать будет? – насмешливо спросила она.

– Будет, – пообещал я, – Лампы сейчас поменяю, которые не контачат…

– Чтоб всё контачило! – гаркнул ротный, и обернулся к майору.

– Вот, товарищ майор, такая комната.

Майор, мужчина ростом выше нашего ротного, но с куда более добрым лицом, кивнул мне, здороваясь, потом обернулся к женщине.

– Маша, – сказал майор, – Видишь, даже радио есть.

– Вижу, – согласилась Маша, – Раз радио есть, да ещё и будет работать…

– Конечно, будет, – сказал я, потому что она на меня смотрела.

Взгляд её на мне успокоился, подрос, стал сильнее, и вновь принялся бродить по пейзажу. Теперь женщина не искала пауков, теперь она примерялась – куда бы водрузить горшок со цветами, или картину. А потом она вновь посмотрела в мою сторону, но уже сквозь меня, стоявшего на фоне окна, и я сразу понял – прикидывает, какие шторы повесит.

Оказалось, что этот майор – наш новый начрав, то есть начальник службы ракетно-артиллерийского вооружения. И, как бывало в Советской Армии, им с женой негде было жить. Несколько дней (пока в гарнизоне готовили квартиру) им пришлось жить в нашей ленинской комнате! Разумеется, обещанные два дня превратились в почти две недели.

Две недели в казарме не матерились. Зато из ленинской комнаты очень красиво и громко играло радио.

Товарищ тогдашний майор (увы, не могу знать, до какой звёздной величины доросли ваши погоны), если вы меня сейчас читаете – назовите правнука Серёжкой в мою честь. Если бы не я…

Армия

Поймаем-ка ещё одного шабланчика, вы не против? А то разлетались тут, аки дроны.

Я люблю армию, я в ней вырос. В ленинской комнате жить не довелось, правда. Всей семьёй мы сменяли место жительства, когда отца переводили на новое место службы. Жили в гарнизонах, было и легко, и не очень. Теперь я считаю, что имею право иногда подать голос, когда разговор идёт «за армию».

Недавно мне попалась статья, в которой один офицер (не российский, почему-то мне приятно это отметить) даёт интервью. Говорит, что в армии отличный государственный пакет соцпомощи, отпуск большой, и так далее. Призывает молодёжь идти записываться в офицеры. Я прочитал и задумался. Идти в армию потому, что в ней замечательный соцпакет? Мне это не близко. А ещё мне не близко идти в армию «защищать страну». Защищать – это отрицательная мотивация, это от страха. В армии, конечно, всему есть место, но на мой взгляд (мы ведь помним, что вся эта книжка пишется на кое-чьей колокольне) в армии должны служить не только жаждущие госгарантий и защитники.