Хочу быть бедным - [3]
Пока я, нуждающийся в миллионах калорий Мозг Нашей Редакции, поджаро стремлюсь в пункт бесперебойного питания меня супом, эти гады вечно попадаются на моём пути! А они же тормоза, чайники, для них налопаться какой-нибудь дряни (которой я, весь в мыслях о бесперебойном извлечении медиа-прибыли, даже не замечаю) – это для них, бездельников, целое событие, и готовятся они к нему загодя: с вечера натирают до блеска ложки, любовно прилаживают за голенища, проверяют, не звенит ли, не дай бог, котелок, и потом с самого утра перекликаются ласковыми, предвкушающими снедь голосами:
– Петро-о-ович!..
– Ойньки?!..
– Нешто ты будыш йисты?!..
– А то ж! Щи да каша – жистя наша!..
– Сегодня, ребята с планового говорили, ушица…
– ДА НУ?!!
– Ох нава-а-ариста…
– Люблю-у-у… Иваныч!!!
– Оуи!
– В дышло тебе Боуи. Чи ты идыш йисты?
– Шось?!!
– Ушица да кашица в живот втемяшится!
– Га-га-га… как это… ой, не могу… Кузьмич!.. Чи ты бачив, як Петрович казав?
– Га?
– Ушица да с кашицей работниму чоловику тильки кажется! Чи шо…
– Ни…
– Погодь! Я говорю погодь!
– Та ни-и…
– Та погодь! Петрович! Ты як казав? Спиши слова…
– А я говорю, Зюганов лучше Ельцина!
И так с утра до плюс-бесконечности. Работнички. И ведь что возмущает? Ну ладно я. Весь день на нервах, всё наживую: курьеры, совещания, мерчендайзинг, конфликтные комиссии, десять тысяч одних конфликтных комиссий. На руках миллиарды, стриптизбар посетить некогда! А эти? Вы знаете, чем они занимаются? Я установил. СОСТАВЛЯЮТ КРОССВОРДЫ.
Эти плюгавенькие, рабски довольные своей ничтожностью черепашки – составители кроссвордов! Дедушки Зось Синицких. Их человек семь там.
И вот пока я по узенькому коридору (у нас же там, как в бункере Гитлера, бронированное всё) пытаюсь по-спортивному зло протыриться к месту бездумно-механического поглощения пищи, эти расслабленные ковыляют, как на пикник, всем своим треклятым отделом – СЕМЬ ТОЛСТОПУЗЫХ ГНОМОВ! Семь спящих красавиц, пока у меня бизнес-план горит!
Идут, перегородив проход, степенно, как уточки переваливаются, глазки у всех светятся радостным предвкушением столовской отрады. Перехихикиваются, ласково придерживая друг дружку под локотки. Потом вся делегация выстраивается передо мной в длинную, как кишечник травоядного, очередь. Тупо топчутся перед салатами. Пялятся на закуски. Громко вопрошают в пустоту весёлыми скрипучими голосками: «А ихдеж дичь? Нянька! Утку давай!» Шутят… Потом, ворочая животами, ме-е-е-едленно, словно нехотя выбирают подносы…
А у меня лизинг на мази, Жанна Фриске в приёмной ждёт, очередной транш на проводе. Надеюсь, проворный умом читатель уже представил себе всю степень моей заслуженной ненависти. Но!..
Ненависть разрушает, дорогие мои.
Разрушает дороги, застит свет знаний и плодит мерзавцев. Поэтому я вдруг решил: а накройся она медным тазом, эта полуобнажённая Жанна Фриске! А ну его, транш этот. Что я, себе другого не украду? А ненависть к старичкам унижает, низвергает меня до уровня подверженного стрессовым воздействиям урбаноида. А я не таков!..
Сам по себе, как всё гениальное, высунулся из-под локтя рецепт. Вы представляете?.. Оказывается, всё, что вызывает у вас ненависть, можно любить.
Нужно и необходимо любить!
Прямо сейчас, прямо так. Прямо на этом месте.
Вот старички. Раздражают. А вы представьте, что один из них, допустим, ваш дедушка. Вывел вас, карапуза, погулять на бульвар, к скамеечкам. И собралось вокруг несколько других таких же. Основательных, поживших, потрудившихся, поставивших на ноги детей немолодых мужиков. С газетами «Труд» и «Правда». Привели своих внуков, и пока вы с ними гоняете веточкой по утоптанной дорожке жука, обсуждают своё. Смеются. В белых матерчатых, потому что лето, картузиках. Про электромоторы, про хоккей, про международную напряжённость. Разве не хорошо?
Главное – мысленно отправить человека (зачастую самого себя, потому что чаще всего причиной своего недовольства являемся мы сами) туда, где ему хорошо.
Когда вам было безукоризненно хорошо и вы не были способны никого ненавидеть? В бане? В постели с Мадонной? В детстве? Во время исполнения караоке на дружном корпоративе? Вот прямиком туда и отправляйтесь. Смотрите на то, что вызывает у вас сиюминутную глупую, рабскую ненависть, и мысленно переворачивайте это на другой бок. И с этого другого бока начинайте – нет, не просто любить. Начинайте НАСЛАЖДАТЬСЯ этим. Радоваться этому. УЗНАВАТЬ, принимать и приветствовать.
Ну, поняли? Ну?
Почём свобода выбора для народа
Реальная история, весьма поучительная. Пришла взрослая внучка навестить дедушку. Дедушка уже старенький, многие несущественные вещи забыл, держится за главное. Говорит внучке:
– Сегодня с твоим отцом в школу ходили…
– Зачем? – удивилась она.
Потом вспомнила:
– Ах, да, выборы…
Но дедушка мотает головой – нет.
– А что же тогда?
– Ну, знаешь, такое регулярно бывает – нужно идти в школу с паспортом…
В одном фантастическом романе описывалась такая профессия – Свидетель. Чтобы стать Свидетелем, нужно уметь давать точные определения. Если у Свидетеля спросить, какого цвета вот этот дом, он ни за что не ответит «белого». Он скажет: «Та стена, которая обращена ко мне, выглядит белой».
Литературный критик, который не нуждается в представлениях. Свод блестящих и парадоксальных эссе от Пирогова, где читателю постоянно задают грозные и ехидные вопросы, на которые он не в состоянии ответить.
Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.