«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) - [7]
Я все-таки ощущаю переписку с Вами как живое, — а об остальном не нам судить. Если же и когда бы дело достигло стадии, о которой пишете Вы — «собирание людей» — то тогда, верно, появились бы и средства для издания и возможности другой работы. Вы вот в Калифорнии, а я в Париже, но надеюсь, что встретимся и… больше сейчас и не имею права, и не хочу сказать об этом. Но встреча личная — насколько это больше, чем переписка!
Если «Переписка из двух углов» Вас не вдохновила (ведь она может заполниться какой угодно экзистенцией, отнюдь не непременно ихней) — то, м. б., Вам больше скажет пример Белого и Блока, переписывавшихся года 2–3 до своей встречи. Насколько бы они нас (даже Вас) ни превосходили дарованием — знали ли они, могли ли они знать, когда Белый впервые похвалил Блока за его ранние стихи, что из этого выйдет первый русский Ренессанс? Просто два студента «встретились» в своих устремлениях. Так и теперь я уверен, что где-то в пространстве, около нас, есть и будут люди, наши устремления разделяющие. Если же травинку тянуть из земли, то она не вырастет скорее, а засохнет.
2. «Список» — вот видите — Вы без меня многое знали. Так что и я у Вас обратный «список» попрошу — в нем наверняка будет многое, чего я не знаю, а во вкусе Вашем я уверен — еще с «Приглушенных голосов». В Париже можно найти в продаже некоторые книги Шестова, Бердяева, Булгакова и Франка. Издания же, вышедшие в России до революции, как и книги из СССР до 1945 г., если и удается достать, то за очень большие деньги, не меньше чем за 10 долл<аров> книга.
Вот некоторые книги, кот<орые> я наверное могу для Вас купить, если желаете: Шестов — Киркегаард, Афины и Иерусалим, м. б., «На весах у Иова» и «Власть ключей». Бердяев: «Самопознание», «О рабстве и свободе человека», «Царство духа и царство Кесаря» и, м. б., «Назначение человека». Булгаков — Автобиографические заметки, а также и хорошее, обстоятельное изложение его мысли Л. Зандером, под заглавием «Бог и мир». Там много цитат из всех его произведений. Франк — Непостижимое — это и есть его лучшая книга.
М. б., Вас заинтересует хорошая «История русской философии» В. Зеньковского и его же «Русские мыслители и Европа», в которой много ценных цитат из Данилевского, Леонтьева и др. Имеется сборник статей, посвященных Франку, в котором его мысль хорошо излагается несколькими талантливыми мыслителями — В. Ильиным, Флоровским и др. Коневского, Флоренского, Лосева и Мельникова-Печерского, увы, достать нет почти никакой надежды. Но если появится случай, я Вас немедленно оповещу, но увы, тут цены будут тяжелые.
Советовал Вам читать Белого «Петербург» в 1-м издании, потому что оно самое полное и самое верное. Берлинское издание очень сильно сокращено по коммерческим соображениям не самим Белым, к тому же, готовясь к возвращению в СССР, он в нем видоизменил, иногда очень чувствительно, многие места в смысле, приятном для большевиков. По этой редакции выходит так, что революция все спасает, и этим настроение безвыходности — основная нота произведения, сложное чувство какой-то трагической запутанности — выветривается, из-за чего создается впечатление каких-то судорожных торопливых отрывков с улыбочкой в сторону террористов.
Советское же издание — еще усиливает этот недостаток, хотя и восстанавливает некоторые отрывки, вычеркнутые в берлинском издании. Скажу больше: только первая редакция сможет Вам дать представление о калибре — необыкновенно великом — этого романа, б. м. величайшего в России в XX веке — и не только в России. Лично мне «Петербург» кажется значительнее романов Пруста и отчасти даже Джойса.
3. Восток и «религия». Если я Вам указывал и на кое-какие восточные книги, это не из-за их восточности, а из-за их обще-человечности. Я и сам от Востока далек — языков его не знаю, а однажды, до войны, мой друг, покойный Ю.А. Ширинский[21](утвержденец), угостил меня «индокитайскими» конфетами. От них шел какой-то странный, острый запах, от которого меня чуть не стошнило. Глядя на это, Ю.А. сказал: «плохой из Вас получится азиат» (в это время я увлекался евразийством).
Но зато, напр<имер>, китайский таоист Чуан Цзе[22], живший за 4 века до Р.Х. (которого я Вам, наверное, указал, а если нет — то горячо рекомендую) — мне ближе, чем лично знакомый француз, бывший товарищ по университету и сосед по площадке, но коммунист, спортсмен и убежденный математик (инженер по профессии). Все-таки Чуан Цзе мне современник и люблю его как брата, ибо и он болеет моими страданиями, а вышеуказанный француз — как если бы он жил до Р.Х. или на острове Фиджи. Я Вам указал только тех, кто мне близки, в надежде, что и Вы могли бы встретить среди них близких Вам.
Сам же я, как еврей, вероятно, одинаково далек и от Запада, и от Востока — или одинаково близок. Ближе других мне — Россия, хотя не знаю, такая ли она теперь, как та, в которой родился и которую до сих пор люблю. Вот Вы — для меня первая серьезная встреча с новой Россией, с сегодняшней, и хочется верить, что она похожа на прежнюю, ибо обе ведь, в сущности, лишь образы России вечной и уж по этому одному не могут чересчур отличаться одна от другой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
Оба участника публикуемой переписки — люди небезызвестные. Журналист, мемуарист и общественный деятель Марк Вениаминович Вишняк (1883–1976) наибольшую известность приобрел как один из соредакторов знаменитых «Современных записок» (Париж, 1920–1940). Критик, литературовед и поэт Владимир Федорович Марков (1920–2013) был моложе на 37 лет и принадлежал к другому поколению во всех смыслах этого слова и даже к другой волне эмиграции.При всей небезызвестности трудно было бы найти более разных людей. К моменту начала переписки Марков вдвое моложе Вишняка, первому — 34 года, а второму — за 70.
Переписка с Одоевцевой возникла у В.Ф. Маркова как своеобразное приложение к переписке с Г.В. Ивановым, которую он завязал в октябре 1955 г. С февраля 1956 г. Маркову начинает писать и Одоевцева, причем переписка с разной степенью интенсивности ведется на протяжении двадцати лет, особенно активно в 1956–1961 гг.В письмах обсуждается вся послевоенная литературная жизнь, причем зачастую из первых рук. Конечно, наибольший интерес представляют особенности последних лет жизни Г.В. Иванова. В этом отношении данная публикация — одна из самых крупных и подробных.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, затем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма.
1950-е гг. в истории русской эмиграции — это время, когда литература первого поколения уже прошла пик своего расцвета, да и само поколение сходило со сцены. Но одновременно это и время подведения итогов, осмысления предыдущей эпохи. Публикуемые письма — преимущественно об этом.Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — человек «незамеченного поколения» первой волны эмиграции, поэт, критик, мемуарист, принимавший участие практически во всех основных литературных начинаниях эмиграции, от Союза молодых поэтов и писателей в Париже и «Зеленой лампы» до послевоенных «Рифмы» и «Русской мысли».
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Опытный издатель и редактор Ричард Коэн знает, на что надо обратить внимание начинающим писателям. В своей книге он рассказывает о том, как создавать сюжет, образы персонажей и диалоги; объясняет, кого стоит выбрать на роль рассказчика и почему для романа так важны ритм и ирония; учит, как редактировать собственные произведения. Автор не обходит стороной вопросы, связанные с плагиатом и описанием эротических сцен. Вы не просто найдете в этой книге советы, подсказки и секреты мастерства, вы узнаете, как работали выдающиеся писатели разных стран и эпох.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.