«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) - [33]
Не было счастья, несчастье помогло: мой квартирный кризис совпал с падением Хрущева и с крепким зажимом свободы «там»: ничего нового, особенно интересного за это время и не вышло. Или я ошибаюсь? Тогда, пожалуйста, просветите мое невежество.
Сейчас главная моя забота — это чтобы все Вами мне доверенное — и Крученых, и, неожиданно оказавшийся еще более интересным, чем мне показалось, Г. Петников — переехало по назначению в полной сохранности.
Но вернуть Вам его смогу лишь некоторое время спустя, потому что придется заняться на новой квартире рассортировкой всех моих и чужих доверенных мне сокровищ, которые, конечно, придут и вывалятся хаотической кучей: рукописи вперемежку с бельем, микрофильмы с деловыми бумагами и проч. и проч. и проч.
Тем не менее — не беспокойтесь — Вы получите назад все в полной сохранности, хотя и с небольшим (неизбежным!) опозданием. Поэтому я сейчас не могу (до окончания рассортировки на новом месте) Вам ответить и на Ваши прежние вопросы: о дне рождения Н. Матвеевой[177] (она все-таки чересчур рано стала чересчур гладкой) и о датах Присмановой[178] (Гингер в госпитале, но скоро возвращается на свою квартиру, откуда, наверное, охотно ответит на Ваши вопросы).
При случае я его спрошу.
За «Форель разбивает лед» Кузмина буду Вам очень благодарен — у меня уже слюнки текут. Но не присылайте ее, пожалуйста, раньше середины апреля — не будет времени ею заняться. А нет ли у Вас возможности раздобыть более поздние стихи Петникова (после 1935 г.), о которых Вы мне писали? Вы имели неосторожность меня Петниковым увлечь, и теперь я хожу сам не свой — он мне «живая вода», которой… мало! Он, м. б., и есть самый значительный из всех тех малых, хотя и интересных, которых мы с Вами раскопали за последние годы — тот большой, на которого мы больше не надеялись. Не интереснее ли он все-таки вошедшего в Ваши «Приглушенные голоса» Тихонова? Не подлиннее ли он фокусника— Сельвинского? Или чем-то приторного Багрицкого? Не знаю, для меня Петников только начинается.
Не открыли ли Вы, за это время, чего-нибудь мне еще не ведомого?
Пишите, дорогой Владимир Федорович, я всегда рад Вашим письмам.
Сердечный привет Лидии Ивановне.
Искренне Вам преданный Э. Райс
26
Париж 19-VII-65
Дорогой Владимир Федорович.
Простите великодушно за недопустимо долгое молчание. Тут кругом виноват я. Дело в том, что помимо переезда или, вернее, по его вине, накопилась уйма работы, которую надо было рассосать. А литературную работу необходимо ставить на первое место, потому что иначе она никогда не будет сделана. Вы это, наверное, знаете и по собственному опыту. Так что я и до сих пор еще не ликвидировал самых спешных работ. А Вам пишу на службе, в надежде, что начальство не вмешается своевременно.
С той же почтой, что и это письмо, но не по авиону, уйдет Крученых. Все-таки, думаю, что 3 недели на каникулах не окажется трудной задержкой. Тут опять — вина моя — переездная. Послать Вам также микрофильм Петникова? Или еще что?
Литературные наследники Одарченки в Париже имеются, но я их не знаю. Лучше всего, если обратиться к Кириллу Дмитриевичу Померанцеву (Pomerantsev) 29 rue de l’Eglise, Paris 15е или в газету «Русская мысль» (La Pensee russe) 91 rue du Faubourg St. Denis, Paris 10, где он работает.
С величайшим интересом узнаю, что Вы готовите новую антологию[179], и с не меньшим нетерпением буду ожидать ее выхода в свет. И где это Вы раздобыли издателя!
Был бы Вам очень благодарен, если бы, невзирая на мою примерную неаккуратность, Вы бы мне прислали «Форель» Кузмина и все что найдете еще Петникова. Я подозреваю, что его поздние (послевоенные) книги, изданные по провинциям, должны быть тоже интересны. Если бы он хвалил Сталина и строительство языком П.Я. Мельшина[180], то его бы печатали и в Москве. Конечно, и за «вторую книгу» Чурилина, и вообще за любые редкие материалы из СССР.
Указываю Вам на выход тоненького сборника посмертных стихов Поплавского «Дирижабль неизвестного направления»[181] — чрезвычайно интересных, лучших, чем все, что мы имели Поплавского до сей поры.
Лошака пока не нашел, а с Пиллата надеюсь месяца через 2–3 прислать Вам фотокопию — мне обещали экземпляр книжки из Румынии.
Еще раз прошу у Вас извинения за постыдное опоздание. Впредь буду аккуратнее.
Существует сборник стихов Вагинова «Путешествие в хаос» изд. «Кольцо поэтов», Петербург 1921 и «Константин Вагинов» (стихи) Ленинград 1926. 58 с. (заметка переписана прямо из Владиславлева — «Л<итерату>ра великого десятилетия» стр. 65). Ганина существует: «Звездный корабль» Вологда 1920 г. «Былинное поле» Москва 1924 г. и еще поэма «Сарай» без указания, где и когда она была опубликована[182]. Интересен и Сергей Бобров — центрифугист.
От всей души желаю Вам хорошо отдохнуть. Сердечный привет Лидии Ивановне.
Искренне Вам преданный Э. Райс
Е. RAIS 3 rue des Ecoles. Paris 5е.
27
Париж 9-IX-65
Дорогой Владимир Федорович.
Благодарю Вас за столь хвалебную (не сомневаюсь в нелицеприятии) критику моей статьи о Мандельштаме[183]. Но интересно было бы узнать, что Вы в ней считаете «слишком субъективным»?
Только я не умею и не хочу быть объективным. Это ведь и невозможно. Это ведь значит — писать не то, что на самом деле думаешь, а то, что считаешь удобным написать, учитывая Адамовичей с Терапианами?
1950-е гг. в истории русской эмиграции — это время, когда литература первого поколения уже прошла пик своего расцвета, да и само поколение сходило со сцены. Но одновременно это и время подведения итогов, осмысления предыдущей эпохи. Публикуемые письма — преимущественно об этом.Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — человек «незамеченного поколения» первой волны эмиграции, поэт, критик, мемуарист, принимавший участие практически во всех основных литературных начинаниях эмиграции, от Союза молодых поэтов и писателей в Париже и «Зеленой лампы» до послевоенных «Рифмы» и «Русской мысли».
Переписка с Одоевцевой возникла у В.Ф. Маркова как своеобразное приложение к переписке с Г.В. Ивановым, которую он завязал в октябре 1955 г. С февраля 1956 г. Маркову начинает писать и Одоевцева, причем переписка с разной степенью интенсивности ведется на протяжении двадцати лет, особенно активно в 1956–1961 гг.В письмах обсуждается вся послевоенная литературная жизнь, причем зачастую из первых рук. Конечно, наибольший интерес представляют особенности последних лет жизни Г.В. Иванова. В этом отношении данная публикация — одна из самых крупных и подробных.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
Оба участника публикуемой переписки — люди небезызвестные. Журналист, мемуарист и общественный деятель Марк Вениаминович Вишняк (1883–1976) наибольшую известность приобрел как один из соредакторов знаменитых «Современных записок» (Париж, 1920–1940). Критик, литературовед и поэт Владимир Федорович Марков (1920–2013) был моложе на 37 лет и принадлежал к другому поколению во всех смыслах этого слова и даже к другой волне эмиграции.При всей небезызвестности трудно было бы найти более разных людей. К моменту начала переписки Марков вдвое моложе Вишняка, первому — 34 года, а второму — за 70.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, затем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма.
Предисловие известного историка драмы Юрия Фридштейна к «Коллекции» — сборнику лучших пьес английского драматурга Гарольда Пинтера, лауреата Нобелевской премии 2005 года.
Анализируются сведения о месте и времени работы братьев Стругацких над своими произведениями, делается попытка выявить определяющий географический фактор в творческом тандеме.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предмет этой книги — искусство Бродского как творца стихотворений, т. е. самодостаточных текстов, на каждом их которых лежит печать авторского индивидуальности. Из шестнадцати представленных в книге работ западных славистов четырнадцать посвящены отдельным стихотворениям. Наряду с подробным историко-культурными и интертекстуальными комментариями читатель найдет здесь глубокий анализ поэтики Бродского. Исследуются не только характерные для поэта приемы стихосложения, но и такие неожиданные аспекты творчества, как, к примеру, использование приемов музыкальной композиции.
Эта книга удивительна тем, что принадлежит к числу самых последних более или менее полных исследований литературного творчества Толкиена — большого писателя и художника. Созданный им мир - своего рода Зазеркалье, вернее, оборотная сторона Зеркала, в котором отражается наш, настоящий, мир во всех его многогранных проявлениях. Главный же, непреложный закон мира Толкиена, как и нашего, или, если угодно, сила, им движущая, — извечное противостояние Добра и Зла. И то и другое, нетрудно догадаться, воплощают в себе исконные обитатели этого мира, герои фантастические и вместе с тем совершенно реальные: с одной стороны, доблестные воители — хоббиты, эльфы, гномы, люди и белые маги, а с другой, великие злодеи — колдуны со своими приспешниками.Чудесный свой мир Толкиен создавал всю жизнь.