«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) - [32]

Шрифт
Интервал

Но я сейчас в таком адском водовороте, не говоря о тысяче «нормальных» дел, что, как видите, я еще не успел не только вернуть Вам Ваши драгоценные материалы (а обещал Вам их вернуть «в кратчайший срок»!), но даже поблагодарить Вас за их присылку.

И все это не «цветы красноречия», обычные в случаях опоздания писем, но, к сожалению, подлейшая действительность, о которой мог бы, но не стану распространяться, чтобы Вам не надоедать.

Хотел я было сфотокопировать присланные Вами материалы, но это оказалось не по карману, не только мне, но даже Софье Прегель.

Так что приходится перекатывать с руки, для чего я использую все свободные минуты, которых, увы, так мало. Но я сейчас весь устремлен к тому, чтобы закончить все как можно скорее.

Но все материалы, о которых я Вас просил, одинаково важны и срочны. Среди указанных Завалишиным поэтов и я не всех толком знаю. Важнее всего: 1. Стихи Чурилина, написанные после «Весны после смерти». 2. «Книга Марии» Петникова и его сборник стихов, вышедший в Киеве в 1935 г., как и другие его поздние стихи. 3. Ганина — «Былинное поле», «Сарай» и другие книжонки, выпущенные всякими кустарными способами. 4. Кузмина «Форель проламывает лед».

А с Олимповыми да с Вагиновыми придется подождать до более гостеприимных времен. Наше-то становится все сволочнее — хоть волком вой (но все-таки не «с волками»).

Сердечный привет Лидии Ивановне.

Искренне Вам преданный

Э. Райс

24

Париж 27-XI-64

Дорогой Владимир Федорович.

Уже дня два тому назад выслал Вам Ганина и Чурилина заказным, но не по авиону, потому что на это не хватило наших французских средств. Я было этим очень сокрушался — какой я, выходит, оказался свиньей по отношению к Вам. Поэтому в Вашем письме от 23-XI меня так обрадовала фраза о том, что Вы с этим делом не спешите. Недели через 2–3 получите, надеюсь, в полной сохранности. Изъян только один: для предполагавшейся фотокопии пришлось пронумеровать листки карандашом. А потом я не всегда сумел эти номера стереть резинкой.

Сердечно благодарен Вам также за «Книгу Марии» и за Хабиас.

А Ваше письмо от 23-XI буквально привело меня в трепет: о таких сокровищах я не смел и мечтать — да ведь это почти все произведения Петникова! Но мне нужны только стихи. Из указанного Вами: московские «Избранные стихи» 1936 г.

Стихи Чурилина из «Лит<ературно>-худож<ественного> альманаха» меня интересуют, только если они не фигурируют в «Весне после смерти». Ежов и Шамурин в Париже есть[175]. Конечно, «Заветная книга» Петникова, изданная в Симферополе в 1961 г., интересует меня тоже в высшей степени, чуть было ее не пропустил! Буду, конечно, очень благодарен и за «Форель разбивает лед» Кузмина, даже если придется перекатывать и Вам возвращать. Только, на этот раз, зная о недоступности фотокопии, я верну Вам ее в нетронутом виде, без номеров и проч<ей> пачкотни. А «Вторник Мери» и «Вожатый и эхо» меня интересуют, только если это стихи. Прозу Кузмина, дооктябрьскую, я знаю и считаю ходульной и малокровной.

Крученых мне нужен больше всего тот сборник, в котором фигурирует его «Весна с угощением». Сейчас я заглавия не помню, но в первом из моих писем к Вам этой осенью, где я впервые просил Вас о фотокопиях — я указал его заглавие. Оно есть и в брошюрке Чижевского «Der russische Futurismus»[176]. Помимо этого сборника, попрошу Вас сообщить те из остальных, которые, по Вашему мнению, представляют больший поэтический интерес.

В библиотеке Школы восточных языков имеются следующие книги Нарбута: «Александра Павловна», СПБ 22, 32 с. «Аллилуиа» 2-е издание, Одесса 1922. 32 с., «Плоть» Одесса 1920. 32 с. На «Monostiches» Лошака нет почти никакой надежды, но я буду искать. Что же касается одностиший румынского поэта Пиллата (Ion Pillat), по-моему, гораздо более талантливого, то я потребовал их для себя из Румынии. Если и когда получу (это может оказаться и очень долгим, как и весьма скорым), охотно вышлю Вам фотокопию. Кроме того, посмотрю, м. б., удастся их найти в Париже (тоже только для фотокопии, конечно).

Если для поисков Лошака я не ограничен временем, шансов их найти становится намного больше.

Если бы Вам удалось найти «Льву барс» Чурилина или другие его стихи, после «Весны после смерти», а также сборники Ганина, которые я Вам указал, или иные — вообще все интересное касательно поэтов той эпохи, то я уже точу на них зубья и рыкаю голодно по-волчьи.

Для любых Ваших фотокопий, микрофильмов и проч. я, конечно, всецело в вашем распоряжении, и весьма охотно.

Сердечный привет Лидии Ивановне. Еще раз Вас благодарю и от всего сердца.

Искренне Вам преданный

Э. Райс

25

Париж 25-III-65

Дорогой Владимир Федорович.

Сердечно прошу Вас извинить меня за долгое молчание. Но дело в том, что я меняю квартиру, а сейчас в Париже это операция никак не более легкая, чем для змеи перемена кожи. Вначале окружающие считали, что она вообще не выполнима и что нам с женой придется смываться из Парижа совсем.

Но… Бог ли помог или не знаю как, вот Вам наш новый адрес: Е. RAIS 3 rue des Ecoles Paris 5е — в нескольких шагах от «Имки», в которой мы с Вами встречались.

Конечно, в связи с этим пришлось было полностью менять программу работ и расписание времени. Все пострадало: и диссертация, и служба, и мое собственное «творчество» (странно: если оно потеряло в объеме, то неожиданно что-то выиграло во внезапно пришедших мне на ум идеях — если Вам интересно — как-нибудь в другой раз подробнее), и мои блуждания в поисках поэзии — русской и не русской.


Еще от автора Владимир Фёдорович Марков
«…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972)

1950-е гг. в истории русской эмиграции — это время, когда литература первого поколения уже прошла пик своего расцвета, да и само поколение сходило со сцены. Но одновременно это и время подведения итогов, осмысления предыдущей эпохи. Публикуемые письма — преимущественно об этом.Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — человек «незамеченного поколения» первой волны эмиграции, поэт, критик, мемуарист, принимавший участие практически во всех основных литературных начинаниях эмиграции, от Союза молодых поэтов и писателей в Париже и «Зеленой лампы» до послевоенных «Рифмы» и «Русской мысли».


«…Я не имею отношения к Серебряному веку…»: Письма И.В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1956-1975)

Переписка с Одоевцевой возникла у В.Ф. Маркова как своеобразное приложение к переписке с Г.В. Ивановым, которую он завязал в октябре 1955 г. С февраля 1956 г. Маркову начинает писать и Одоевцева, причем переписка с разной степенью интенсивности ведется на протяжении двадцати лет, особенно активно в 1956–1961 гг.В письмах обсуждается вся послевоенная литературная жизнь, причем зачастую из первых рук. Конечно, наибольший интерес представляют особенности последних лет жизни Г.В. Иванова. В этом отношении данная публикация — одна из самых крупных и подробных.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.


«…Мир на почетных условиях»: Переписка В.Ф. Маркова с М.В. Вишняком (1954-1959)

Оба участника публикуемой переписки — люди небезызвестные. Журналист, мемуарист и общественный деятель Марк Вениаминович Вишняк (1883–1976) наибольшую известность приобрел как один из соредакторов знаменитых «Современных записок» (Париж, 1920–1940). Критик, литературовед и поэт Владимир Федорович Марков (1920–2013) был моложе на 37 лет и принадлежал к другому поколению во всех смыслах этого слова и даже к другой волне эмиграции.При всей небезызвестности трудно было бы найти более разных людей. К моменту начала переписки Марков вдвое моложе Вишняка, первому — 34 года, а второму — за 70.


О поэзии Георгия Иванова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.


Гурилевские романсы

Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, за­тем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма.


Рекомендуем почитать
Некрасов и К.А.Данненберг

Ранний период петербургской жизни Некрасова — с момента его приезда в июле 1838 года — принадлежит к числу наименее документированных в его биографии. Мы знаем об этом периоде его жизни главным образом по поздним мемуарам, всегда не вполне точным и противоречивым, всегда смещающим хронологию и рисующим своего героя извне — как эпизодическое лицо в случайных встречах. Автобиографические произведения в этом отношении, вероятно, еще менее надежны: мы никогда не знаем, где в них кончается воспоминание и начинается художественный вымысел.По всем этим обстоятельствам биографические свидетельства о раннем Некрасове, идущие из его непосредственного окружения, представляют собою явление не совсем обычное и весьма любопытное для биографа.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из Пинтера нам что-нибудь!..

Предисловие известного историка драмы Юрия Фридштейна к «Коллекции» — сборнику лучших пьес английского драматурга Гарольда Пинтера, лауреата Нобелевской премии 2005 года.


Петербург.  К вопросу влияния на творчество братьев Стругацких

Анализируются сведения о месте и времени работы братьев Стругацких над своими произведениями, делается попытка выявить определяющий географический фактор в творческом тандеме.


Русский Амаду, или Русско-бразильские литературные связи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Толкиен. Мир чудотворца

Эта книга удивительна тем, что принадлежит к числу самых последних более или менее полных исследований литературного творчества Толкиена — большого писателя и художника. Созданный им мир - своего рода Зазеркалье, вернее, оборотная сторона Зеркала, в котором отражается наш, настоящий, мир во всех его многогранных проявлениях. Главный же, непреложный закон мира Толкиена, как и нашего, или, если угодно, сила, им движущая, — извечное противостояние Добра и Зла. И то и другое, нетрудно догадаться, воплощают в себе исконные обитатели этого мира, герои фантастические и вместе с тем совершенно реальные: с одной стороны, доблестные воители — хоббиты, эльфы, гномы, люди и белые маги, а с другой, великие злодеи — колдуны со своими приспешниками.Чудесный свой мир Толкиен создавал всю жизнь.