Хочешь жить, Викентий? - [8]
И вдруг я увидел, как правая рука Александры сделала резкое движение, затем так же резко дернулось туловище, и девушка словно бы попыталась приподняться. Теплый, розоватый цвет окрасил щеки, и все лицо посветлело, но тут же прежняя неподвижность вернулась к ней, и лицо вновь приняло синеватый оттенок. Именно в вене правой руки находилась игла от капельницы. Я спрыгнул с подоконника, испугавшись, не вышла ли игла из вены. Но она была накрепко зафиксирована несколькими полосками липкого пластыря, так что все обошлось.
Я выглянул в коридор и замахал Тамаре Сергеевне, которая как раз с ящиком для раздачи лекарств подходила к посту.
— Что? — прошептала она, подбегая.
Я рассказал.
— Хорошо. На посту я уже почти управилась. Ты позови Олега Иваныча и иди домой.
— А что дальше? — Я кивнул на стол.
— Переведем в палату, а там видно будет. Одно скажу: крепышок она!
— Чудо просто! Ведь никаких признаков жизни!.. Я думал, вот-вот конец…
— Могло и так быть. Но наш Олег Иванович действительно кудесник. Повезло ей.
— Ну, до свидания.
— До понедельника. Я в понедельник как раз в первую, так что увидимся. Спасибо тебе, Саня!
«Вот дело настоящее! — думал я, сбегая по ступенькам в подвал, где была раздевалка, и сбрасывая на ходу медицинский халат. — Быть хирургом, так вот сплеча дарить обреченному уйти на тот свет жизнь! Это вам не терапевтическая байда: „Выпейте горсть таблеток, а если не станет лучше, назначим горсть других!“»
Только сейчас я почувствовал, как давно начался этот день. Как тяжел больничный мир! Даже не верилось, что есть другой, что я сейчас выберусь на улицу, сяду в автобус, перееду мост, соединяющий новый, усеянный пятиэтажками город со старым, купеческим, проеду старинную его часть и окажусь дома, на самой окраине нашего города.
Напротив нашей улицы с разноцветными — зелеными, синими, бордовыми — домами поле; оно обрывается там, где начинаются глубоченные овраги, которые я излазил все до одного. Заканчивается улица (а наш дом четвертый от конца) тоже матерым оврагом. Весной дно его становится озером с заливным лугом, на который пастух Паша выгоняет стадо коров. Вдалеке, за густыми посадками смородины, виднеется аэродромное поле. Здесь воля, здесь мой дом.
II
Первой, кого я увидел в понедельник в отделении травмы, была Анна Акимовна, к которой я заглянул в процедурную.
— Ну, как новенькая? — нетерпеливо спросил я, едва поздоровавшись.
— Это какая новенькая?
— Ну… эта, со скальпированной раной… Александра Крылова!
— А-а, Сашура! Ничего себе новенькая! У нас после нее уже человек двадцать новеньких поступило!
— Сашура?
— Так ее родня называет. И Саша, и Шура сразу. Самая шустрая, говорят, всегда была. Так и прозвали.
— Ну как она?
— Молодец! Все терпит. Несладко ей сейчас, конечно…
Анна Акимовна бросила промытый шприц и иглу в стерилизатор.
— Я ей капельницу как раз поставила. Последишь? А то мне бегать туда-сюда, работы полно, уколов назначена уйма, одних внутривенных шестнадцать штук!
— Конечно, послежу!
Вообще-то сидеть возле больного и ждать, когда по капельке из бутылки выйдет весь раствор, было муторно, но мне не терпелось посмотреть на Александру.
— Какая палата?
— Семьдесят седьмая, последняя. Она там одна.
И я отправился. Постучав в дверь палаты и не дождавшись ответа, открыл дверь, вошел.
У левой стены стояла большая функциональная кровать с хорошо приподнятым головным концом. На ней лежала девушка с перевязанной головой. Я остановился у порога. Смуглое лицо ее с черными цыганскими глазами имело вид ужасно страдальческий. Она сжимала белые, бескровные губы и мучительно пыталась найти подходящее положение для своего тела.
Я поздоровался, ответ ее был больше похож на стон, но глаза и губы на секунду улыбнулись. Я вспомнил, как сидел около нее в пятницу. Знакомым на этом оживленном болью лице оставалась только повязка до самых глаз. Прямо воскресение из мертвых! Было здо́рово думать, что я вроде тоже был в бригаде Олега Ивановича, помогал, бегал по отделению с поручениями, приносил, подавал и потом дежурил около нее.
— Я в пятницу дежурил около тебя, — сказал я и присел рядом на стул.
— Что-то не помню. — Она медленно, с усилием выговорила каждое слово, словно одолевая его, и закрыла глаза.
Я решил больше не беспокоить ее и уставился на капельницу.
Дождавшись, когда раствор почти кончился, пошел к Анне Акимовне, взял тампон, смоченный спиртом, вернулся, сам вынул иглу из вены и отнес капельницу в процедурную.
С тех пор почти каждое утро я сидел по полтора-два часа около нее, следил за переливанием раствора, глюкозы или крови, смотря что назначал Олег Иванович. Он сам «вел» Крылову, как и все сложные случаи. На четвертый день, когда я помогал санитарке разместить нового больного с переломом голени, Сашуру повезли на первую перевязку скальпированной раны. На перевязку я не попал, но позже прочитал в истории болезни, что пришитый скальп приобрел цианотичный оттенок, холодный, и что отделяемого из ран нет.
Я довольно скоро сумел убедить Олега Ивановича, что мне очень надо видеть, как он оперирует, и присутствовал теперь на операциях и перевязках довольно часто; а еще выпросил разрешение присутствовать при пересадках кожи ожоговому больному Кудимову.
Роман Михаила Енотова — это одновременно триллер и эссе, попытка молодого человека найти место в современной истории. Главный герой — обычный современный интеллигент, который работает сценаристом, читает лекции о кино и нещадно тренируется, выковывая из себя воина. В церкви он заводит интересное знакомство и вскоре становится членом опричного братства.
Деньги можно делать не только из воздуха, но и из… В общем, история предприимчивого парня и одной весьма необычной реликвии.
События повести не придуманы. Судьба главного героя — Федора Завьялова — это реальная жизнь многих тысяч молодых людей, преступивших закон и отбывающих за это наказание, освобожденных из мест лишения свободы и ищущих свое место в жизни. Для широкого круга читателей.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
Не теряй надежду на жизнь, не теряй любовь к жизни, не теряй веру в жизнь. Никогда и нигде. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить свое отношение к нему.
«Сказки из Волшебного Леса: Находчивые Гномы» — третья повесть-сказка из серии. Маша и Марис отдыхают в посёлке Заозёрье. У Дома культуры находят маленькую гномиху Макуленьку из Северного Леса. История о строительстве Гномограда с Серебряным Озером, о получении волшебства лепреконов, о биостанции гномов, где вылупились три необычных питомца из гигантских яиц профессора Аполи. Кто держит в страхе округу: заморская Чупакабра, Дракон, доисторическая Сколопендра или Птица Феникс? Победит ли добро?
Это повесть о жизни воспитанников детского дома. Попавшие туда в силу различных обстоятельств ребята, несмотря на все трудности, выпавшие на их долю, не теряют человеческого достоинства, умения сопереживать друг другу и взрослым, которые окружают их. Единственное, что они не прощают ни сверстникам, ни педагогам, — равнодушие. Для среднего и старшего школьного возраста.
«Пропала девочка! Аня Берс…» – так начинается первая повесть Инны Манаховой, давшая название этой книге. История пятнадцатилетней школьницы рассказана двенадцатью людьми – и близкими ей, и случайными знакомыми. Они, словно присяжные, анализируя ее поступки, приглашают и читателя задуматься и составить свое мнение – но уже о каждом из персонажей. Любимое занятие в жизни героев повести «Первый шаг» – танцы. Рил и пасодобль, балет и хит-хоп – не важно, главное – чувствовать ритм. Но что делать, если не все получается так, как хочется? Ответ один: преодолевать трудности и идти к своей заветной мечте. Для среднего школьного возраста.
Эта повесть о летнем отдыхе большой дружной семьи, родителей и троих детей, из Екатеринбурга. После двух дней, проведенных в Аркаиме, древнейшем поселении индоевропейцев в России и модном месте паломничества любителей всяких духовных практик, отец везет семью на свою родину, в предгорья Алтая. И там, в алтайской деревушке, с детьми происходят неожиданные вещи: исчезает скука, неотступно преследовавшая в городе, каждому находится дело по душе, и у всех троих исполняются самые заветные желания. Младший брат находит настоящего друга, старший встречает свою первую любовь, а сестра, тринадцатилетняя Дина, начинает понимать, что в жизни есть вещи поважнее ее «гламурных заморочек» типа модных штанов-афгани и лазерного пилинга – это реальная помощь конкретным людям и прочим божьим созданиям. Для среднего и старшего школьного возраста.
Герой первой повести, давшей название книги, влюблен в девчонку, по прозвищу Гагара, с детсадовского возраста, но ведет себя так, что та готова бежать на край света от этой любви. После того как она в очередной раз «отшила» его, случилось непоправимое… Как избежать подобной беды, как научиться уважать и ценить чужие чувства, как жить так, чтобы вокруг тебя царили мир и согласие? Герою второй повести «По прозвищу Гуманоид» это удается, хотя и не сразу. Ведь Митька Гуманоид, следуя завету своего любимого деда, способен понять другого и умеет любить, терпеть и прощать. Для старшего школьного возраста.