Хочешь жить - не рыпайся - [46]

— Вы правы.

— Они думают, а не замешана ли она в трех или четырех нераскрытых убийствах. Вы говорите, у нее был револьвер тридцать восьмого калибра?

— Мне показалось, что тридцать восьмого.

— Именно так я им и сказал. Они думают, что смогут провести баллистическую экспертизу, если схватят ее с оружием. Я им сказал, что окажут мне услугу, если, арестовав ее, выяснят, на кого она работала.

— Хотелось бы это знать, — кивнул я.

— У вас есть какие-то версии?

Я покачал головой.

— Перестаньте, Лукас.

— Хорошо. Версия у меня есть. Кто-то хочет убить меня или испугать. Тот самый таинственный незнакомец, что сжег Каролин Эймс и застрелил Игнатия Олтигби. Тот, кто достаточно хорошо знает Лос-Анджелес, чтобы поднять трубку и позвонить такой вот Паршивке Беа.

— Нанять таких, как она, не составляет труда. Почему они хотят вас убить? Вы что-то узнали, о чем мне не рассказываете?

— Полной уверенности у меня нет. В Лос-Анджелесе я узнал только одно: у Конни Майзель была мать.

— Гвендолин Руг Симмс, — кивнул Синкфилд, — Известная так же, как Гвен Майзель, поскольку сожительствовала с Франсисом эн-в-и Майзелем. Она умерла двадцать первого октября.

— Вы, значит, проверяли?

— Это моя работа.

— У нее был и второй ребенок. Я про Гвен Майзель.

— Неужели?

— Да. Звали его Игнатий Олтигби.

Синкфилд опустил на тарелку кусок бифштекса, который уж поднес ко рту. Достал сигарету, закурил. Взгляд его устремился в далекое далеко. После второй затяжки он вдавил сигарету в пепельницу, взялся за вилку, положил в рот отрезанный кусок бифштекса. Прожевал.

— Вроде бы должно сходится, но не сходится.

— Я понимаю, что вы хотите сказать.

— Они появились в одно время, не так ли? Эта Майзель и ее темнокожий сводный брат.

— Перед смертью их мать что-то им послала. Владелец бара, в котором она работала, отправил письмо в Лондон для Олтигби и посылку, размером с коробку из-под сигар, в Вашингтон для Конни.

Синкфилд кивнул и отрезал кусок бифштекса. Положил в рот и, еще не прожевав, спросил:

— Чего вы летали в Лос-Анджелес?

— Хотел найти какую-либо связь между сенатором Эймсом и Конни Майзель.

— И что вы искали? Непристойную фотографию, на которой изображены она, сенатор и еще какая-нибудь телка?

— Возможно. Она кое в чем солгала мне. К примеру, сказала, что родители ее принадлежали к среднему классу. На самом деле это не так, но многие стараются приукрасить свое прошлое.

— Она училась в колледже, получив стипендию, — заметил Синкфилд. — Я это проверял.

— В основном ее слова действительно соответствуют истине. Она училась в Голливуд-Хай и закончила ее с достаточно хорошими отметками, чтобы получить стипендию в Миллз. После этого работала в нескольких местах, пока не оказалась в вашингтонской лоббистской фирме. Не говорила она лишь о том, что росла в Лос-Анджелесе сама по себе и жила с музыкантом, который, возможно, был ее отцом. Он научил ее играть на пианино и кое-чему еще, когда ей исполнилось двенадцать или тринадцать лет.

— Такая, значит, получается картина?

— Если исходить из того, что мне удалось выяснить, то да. Похоже, счастливого детства у нее не было.

— Вы нашли, что связало ее с сенатором?

— Конни?

— Да.

— Ничего не нашел.

— А с матерью?

— Мать, похоже, трахалась со всеми подряд. Может, среди них был сенатор, и, как вы и сказали, его сфотографировали.

— А фотографии она оставила своим детям?

— Вот-вот. Есть только одна заковырка. Если бы фотографии представляли какую-то материальную ценность, мать воспользовалась бы ими сама. Если фотографии и были, в чем я очень сомневаюсь.

— Как обычно поступают с такими фотографиями?

— Платят за них. Другого выхода нет.

— Да, пожалуй, вы правы.

— Как видите, моя версия не выводит на преступника.

— Похоже, что так.

— Хотите что-нибудь на десерт?

— Нет, обойдусь без десерта.

— Тогда кофе?

— Кофе тоже не хочу.

— А чего же вы хотите?

— Поговорить с Конни Майзель.

— Так что вас останавливает?

— Ничего. Поехали.

Глава 21

До «Уотергейта» мы добрались на машине Синкфилда. Обычном черном «форде»-седане, безо всяких знаков отличия, сошедшем с конвейера пару лет назад и требующем замены амортизаторов. Синкфилд умело вел машину, умудряясь проскакивать большинство светофоров на зеленый свет.

— Вроде бы вы хотели мне что-то сказать, — напомнил я.

— Я думал, это мощная зацепка. Вы же знаете, мы, детективы, обожаем зацепки.

— Так о чем, собственно, речь?

— Я навел справки об Олтигби. Он служил в восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. И знаете, чему его учили в Форт-Беннинг?

— Чему?

— Подрывному делу. Он был первоклассным специалистом. Мог взорвать практически все.

— Особенно, «дипломат», не так ли?

— Да, особенно «дипломат».

— Что же, это действительно зацепка.

— Вам она не нравится?

— А вам?

— Нет. Не нравится. Зачем ему взрывать дочь сенатора? С ее смертью он остается ни с чем. На живой он может жениться и получить миллион долларов.

— Может, его сводная сестра предложила ему отправить Каролин в мир иной?

— Что?

— Это последняя версия Лукаса. После долгих лет разлуки сводная сестра вновь встречается со своим братом. Из телефонного справочника они узнают адреса намеченных жертв, сенатора Эймса и Каролин, его дочери. Конни Майзель берет на себя сенатора. Игнатий — Каролин, которая узнает об их намерениях и угрожает рассказать обо всем. Они взрывают ее и имеющуюся у нее информацию. Затем Конни Майзель обуревает жадность. Она извиняется перед партнерами по бриджу, говоря, что хочет пописать, а сама мчится к моему дому, подстреливает сводного братца и возвращается аккурат к следующей сдаче. А затем подает гостям кофе, не забыв бросить ежедневную дозу мышьяка в чашку сенатора.