Хоботок и Ленора - [7]

"Все тут?"

Они показывают, что нет: один, самый хиленький, в сугробе остался, не дополз.

Он и его подобрал, от снега отряхнул, к остальным на печку сунул.

Отогрелись чертенята, оживели, стали чего-то перешептываться, хихикать.

"Ну что ж? - говорит Лесоруб. - Оживете, опять безобразничать начнете?"

Те пошептались и отвечают:

"Этого мы еще не знаем. Вот думаем... А если мы тебя еще год будем выживать из лесу, уйдешь?"

"Нет, не уйду, хоть лопните..."

Так они в избе на зиму остались. Пришла весна. Баба-яга села в ступу, поехала проверять свои владения. Слышит издали: стук-стук, - рубит Лесоруб лес!.. Ах ты, чтоб тебе! А чертенята... Смотрит Баба-яга: один сидит, в котелке кашу веточкой помешивает, другой хворост тащит, двое ежом сковородку надраивают, чистят, а пятый на завалинке сидит, на балалайке играет!

- Это который хиленький был! - требовательно объявил Хоботок.

- Правильно! - сказала Ленора. - Он! Баба-яга со злости взвилась, помчалась, на шоссе выскочила да под самосвал и попала. Тут ей вместе с ее ступой и капут, и сказке конец!.. А теперь - спим!

"Что за сказки дикие у них!" - думал капитан Петр Петрович, все стараясь разобраться, хорошо это или очень даже вредно - все, что там происходит.

Утром, застегивая шинель, все-таки спросил:

- Что это еще за сказка?

С фальшивой, ледяной вежливостью Ленора подняла брови. С неискренней готовностью понять и разобраться слегка наклонила голову.

- Я не поняла. Сказка? Какая?

- Где мерзлые черти на балалайке играть учатся.

- А-а!.. Это просто так, детская сказка. Я маленьким рассказываю. Мамина сказка, когда я маленькая была, она для меня выдумывала.

- Ясно, - сказал капитан. - А ничего, вы одни останетесь в доме? Мне в рейс идти.

Ленора удивленно пожала плечами.

- Мы?.. Смешно. В первый раз?.. Конечно, я справлюсь. Если понадобится, к Бычковой жене забегу. Только ничего не понадобится.

- Алферов вернется скоро, - сказал Петр Петрович.

- Конечно, и Алферов. Да не понадобится ничего!

Капитан Петр Петрович ушел в свой рейс, на дворе потеплело, улицы становились все мягче от нового снега, который шел не сверху, а медленно плыл откуда-то со стороны моря, и мохнатые снежинки далеко пролетали над крышами, между деревьев и столбов, прежде чем тихонько присесть к кому-нибудь на шапку или на мягкий слой прилетевших раньше снежинок.

...Хоботок видел, как к дому подъехал грузовик, из которого выскочил человек и пошел во двор, то вглядываясь на ходу в бумажку, то всматриваясь в дом; опять в бумажку и опять в дом, точно решая, похоже ли он нарисован на бумажке.

Хоботок бросил в сугробе санки, обогнал человека на крыльце и, прислонившись спиной к двери, стал дубасить в нее каблуком, чтоб поскорей подозвать Ленору.

Ленора открыла дверь, прочла бумажку недоверчиво два раза, пожала плечами и нехотя согласилась, что адрес правильный.

Оказывается, к ним привезли мебель. Петька опять пошел доставать молоток и отвертку, чтоб отбить шпингалеты кухонной двери, и три здоровенных мужика, отпихнув сапогом по дороге санки, пронесли по двору и бережно пропихнули в дверь какую-то неповоротливую мебелину, всю замотанную в толстую рубчатую бумагу, обвитую веревками.

В кухне они развернулись, натоптав кругом по полу снегу, и спросили, куда тащить дальше.

- Поставьте прямо здесь, - сказала Ленора.

Мужики удивились, но поставили. Ленора расписалась на бумажке, и, так как мужики все осматривались, нет ли кого взрослых, она им сказала, что сейчас отца нет дома и он будет не скоро.

- Ну что ж: заказ есть заказ, - сказал старший. - Тащи сюда зеркало, и поехали!

Когда они ушли, приставив к стене узкую доску, завернутую в бумагу, зеркало, Ленора сказала Петьке:

- Задвинь шпингалеты. - Это было во второй раз за время их жизни в доме, что отбивали обе входные двери.

Закутанная мебелина стояла посреди кухни, загромоздив ее, точно в комнату привезли и поставили корову.

Чтоб потом не было заметно, они осторожненько распутали узел шершавой веревки и с одного края немножко размотали и отвернули бумагу. Оголилось нежное, полированное, розоватое дерево. Дальше под бумагой прощупалась доска, тумбочки с шишечками на ящиках: это был туалет. С выступами, полками, колонками и длинным зеркалом.

Они замотали обратно развернутый лоскут бумаги и затянули узлом веревку.

Одна Ленора еще помнила, что в спальной, где теперь жил отец, еще оставались у окна карандашные отметки на иолу, неровные уголки: куда ставить ножки туалета, когда он будет. И другие: куда ставить тахту, когда она будет. И уже просто кружочки, которые мама рисовала, расшалившись, ползая с Ленорой на коленях, где будут когда-нибудь стоять пышные пальмы в круглых кадках!

Теперь Ленора принесла тазик с горячей водой, посыпала стирального порошка и яростно отскребла, отскоблила кухонным ножом полустертые следы чернильного карандаша с пола.

Мальчики спрашивали:

- Что это? Зачем?

Она отвечала:

- Так!

С того дня, как туалет со своими замотанными в бумагу рогатыми столбиками въехал в кухню и прочно занял себе место в доме, там точно поселился враг, с которым уже нечем было бороться.