Хмельницкий. Книга вторая - [134]
С крыльца донеслась польская речь. Богдан еще раз окинул взглядом гостей. И громко засмеялся, чтобы услышали в сенях его неподдельно веселый, звонкий смех.
— Теперь, хлопцы, за стол! За стол и подымем бокалы с вином! Ну, затягивайте колядку, друзья мои, как пели когда-то наши отцы:
— «Нэхай пани казяться, що мыши им злазяться…» — завел Карпо Полторалиха свою коляду, которую дружно подхватили сидящие за столом.
Богдан обернулся к незваным гостям. Пошел им навстречу, сопровождаемый дружными голосами:
Рядом с Богданом, встречая гостей, стояла хозяйка дома.
— Просим пана полковника! Благодарю за честь, за праздничный визит к нам! — гостеприимно произнес, когда умолкли колядники. — Покойный отец мой был очень высокого мнения о королевской шляхте и твердо убежден, что лучшие представители ее с достойным уважением относятся к праздникам украинского народа. Вижу, что он не ошибся! Блаженный Лойола, кажется, так и пишет в своих «Духовных упражнениях»: «Ум в жизни ценится значительно выше, чем самая высокая святость!..» А это, прошу, уважаемый пан воевода, моя жена Ганна, сестра известного переяславского купца…
Каменецкий каштелян Александр Пясочинский растерялся от такого неожиданного приема. Какими переливами звенели шпоры у этого писаря Хмельницкого, а какая у него выправка! Любой мазур позавидовал бы его стройности. К тому же цитата из Лойолы, произнесенная под аккомпанемент колядок схизматов! Растерявшийся и ругавший себя за это позднее посещение полковник терзался еще и тем, что не сможет достойно ответить этому… чигиринскому писарю! Лойолу он должен был бы знать не хуже всякого схизматика.
— Пшепрашам, пшепрашам…[48] — бормотал полковник, ловя руку хозяйки, протянутую для приветствия, и думая, как ему быть с рукой такой простой, но красивой хозяйки…
В этот момент, очень кстати, его выручил все тот же чигиринский писарь, гостеприимно беря полковника под руку, намереваясь усадить его, как гостя, за стол. За вторую руку его поддерживала хуторская красавица, хозяйка дома. Воевода вздрогнул от мысли, что ему приходится безропотно покориться. Неужели он сядет за стол рядом с этой казацкой молодежью, в походной одежде, при полном боевом снаряжении?.. Вместе с подвыпившими казаками?
— Дзенькую бардзо, пани хозяйка! Но не с праздничным визитом приехали мы со старшинами к вам, — показал он рукой на сопровождавших его командиров.
Богдан отпустил локоть каштеляна, поклонился, давая понять, что готов к деловому разговору.
— В таком случае, панове, проходите в другую комнату. — И, обращаясь к своим гостям, сказал: — А вас, друзья, прошу продолжать встречу Нового года, и, пожалуй, вместо колядок, давайте споем новогоднюю. Воздадим должное обычаям наших отцов и дедов! Ганнуся, оставайся с гостями. Уважаемые панове, надеюсь, простят тебя.
— Колядники, ха-ха, — засмеялся Пясочинский, наконец обретя равновесие. — Пшепрашам бардзо.
Но, перейдя в другую комнату, Пясочинский отказался сесть.
— Разговор, уважаемый пан Хмельницкий, очень краткий и весьма срочный, — первым произнес чигиринский полковник. — Надеюсь, вы мне разрешите рассказать о цели нашего неожиданного приезда?
Пясочинский кивнул головой, с нескрываемым интересом оглядывая рабочий кабинет полкового писаря. В кабинете на стенах висели рушники, турецкий ковер (недавний подарок наследника крымского хана!) и несколько оригинальных полотен западных мастеров живописи… Вдруг он вспомнил дубовые кресла в покоях Острожского, из благородного рода которого происходит его жена. На столике в углу лежало несколько новых книг в кожаных переплетах — первые печатные издания острожской и львовской типографий. Как бы подчеркивая свое внимание к печатному слову, гость с достоинством потрогал некоторые из книг. Раскрыл одну, перелистал страницы и, не читая, положил на прежнее место. Отдельно на столе лежала старинная книга с пестрым узором арабской письменности. Недавнему польскому послу в Турции Пясочинскому нетрудно было узнать Коран, а рядом латинское издание «Города Солнца» Кампанеллы.
В углу — икона архистратига Михаила, который в стремительном небесном полете рассекал огненным мечом клубящиеся облака. Позолоченная рама на иконе свидетельствовала о глубоком почитании хозяином этого символического образа.
— Это, уважаемый пан полковник, реликвия нашего рода, телохранитель моего отца, архистратиг Михаил… Прошу пана присесть, так будет удобнее вести деловой разговор! — снова настойчиво предложил Богдан.
На этот раз полковник-пацификатор, словно от усталости, упал в удобное, обитое сафьяном кресло. «Очевидно, с удовольствием читает этот богопротивный Коран, как и сумбурные пророчества Кампанеллы!..» — подумал пан Пясочинский.
А в соседней комнате пела и шумела разгулявшаяся молодежь, гости хозяина. Вдруг зазвучала бандура, и голос слепого кобзаря, заглушив пение Карпа, словно из-под земли донесся и в эту уютную комнату:
Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.
Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.
Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ «Роман межгорья» (1926–1955) старейшего украинского прозаика Ивана Ле широко показывает социалистическую индустриализацию Советского Узбекистана, в частности сооружение оросительной системы в голодной степи и ташкентского завода сельскохозяйственных машин. Взято из сети.
Замечательная приключенческая повесть времен Великой Отечественной войны, в смертельные вихри которой были вовлечены и дети. Их мужество, находчивость, святая приверженность высшим человеческим ценностям и верность Отчизне способствовали спасению. Конечно, дело не обошлось без героизма взрослых людей, объединившихся широким международным фронтом против фашистской нечисти.
Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.
Роман «Легенда Татр» (1910–1911) — центральное произведение в творчестве К. Тетмайера. Роман написан на фольклорном материале и посвящен борьбе крестьян Подгалья против гнета феодального польского государства в 50-х годах XVII века.
Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда… Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.