Хмельницкий. Книга вторая - [117]

Казаки зашумели, разгорелись страсти. Один за другим выступали сотники, старшины, казаки. Еще раз заставили Гейчуру поклясться на кресте, что это он не сам все придумал, а что его послали к запорожцам за помощью.

Только к вечеру угомонились казаки, словно после тяжелой работы. Полковник Дорошенко сразу сообразил, что его шансы падают, и своим зычным голосом перекричал всех:

— Да не орите, ради Христа, как свекровь на невестку!.. Раз товарищество наше склоняется отказаться от морского похода и с оружием в руках договариваться с королевскими войсками, то пускай и поход возглавит бывалый воин, полковник Жмайло! Согласны выбрать Жмайла наказным?

— Согласны! Жмайло!

— Жмайло! — неслись дружные голоса, эхом отражаясь в лесах и буераках острова, окутываемого вечерними сумерками.

Казачество почувствовало себя военной силой и было готово, как и во времена Наливайко, скрестить свои сабли с саблями карателей! Путей к миру и дружбе не видели ни королевские, ни народные казацкие воины.

Самому старшему из казацких полковников — Нестору Жмайло — выпало на долю возглавить эту борьбу с королевскими войсками. «Такая уж военная фортуна у Жмайло!» — говорили на Приднепровье.

16

Конецпольский еще из бара послал гонца к чигиринским реестровым казакам. Скрытой целью коронного гетмана было разведать, что делается сейчас в стане казаков. Разговаривая с казацкими послами, прибывшими из Канева, а спустя некоторое время и из Черкасс, он так и не понял, удирают ли казаки от его карательных войск или же объединяют свои силы, заманивая королевские войска на «казацкие военные нивы».

Доверенным гонцом, посланным на разведку в Чигирин, был ротмистр Скшетуский, приближенный гетманом к себе за услужливость и настойчивость. К тому же у ротмистра были и свои счеты с казаками. Но коронный гетман так и не дождался возвращения Скшетуского. Он назначил встречу со своим посланцем-разведчиком в Белой Церкви.

После ухода Конецпольского из Бара по пути в Белую к его войскам присоединялись все новые и новые отряды. Первым пристал к нему бывалый воин, не раз сражавшийся с казаками на украинских полях, воевода Хмелевский, отец гетманского адъютанта. Следом за Хмелевским прибыл Мартин Казановский и другие воеводы со своими отрядами, состоящими из крестьян…

При отъезде последним попрощался с гетманом Конецпольским князь Юрий Збаражский.

— Я посылаю своих семьсот воинов во главе с князем Четвертинским! Князь исповедует ту же греческую веру, что и казаки. Пусть знают, что не из-за веры идем усмирять их, бунтовщиков. В ложке воды утопил бы князь всю эту приднепровскую сволочь!.. — торжественно и гневно сообщал князь Юрий гетману. — А уж самому мне, как видит уважаемый пан, тяжеловато… Не неволь, вашмость, пан коронный! Какой из меня воин, да еще в осеннюю непогоду, мой многоуважаемый пан коронный гетман?

Конецпольский даже не улыбнулся в ответ на такое унизительное заискивание князя, который, всем известно, любил воевать… чужими руками.

«Да, действительно, недавно был только польным, а теперь стал коронным гетманом!..» — подумал Конецпольский.

Конецпольский задержался и в Белой Церкви, послав свои войска следом за Каневскими казаками. «Что за люди эти приднепровцы! Какая-то загадка для Короны, а может, угроза для знатной шляхты?» Эти тревожные мысли не оставляли его в покое на протяжении всего длинного пути к Днепру. «Знатная шляхта… Знатная или же самая закоренелая в своем убеждении превосходства над посполитыми людьми?» — роились мысли у него в голове. Не ошибется ли он, делая ставку на таких людей, как Хмельницкий? Ведь украинский народ не может слепо покоряться разным Юриям Збаражским и чужим для них королям. До сих пор еще королей избирают и навязывают им ненавистные враги — шляхта типа Збаражских… Короне следовало бы не озлоблять этот народ оружием и средневековыми казнями, а проводить более гибкую политику, расположив его к себе.

— Я, сын украинского воеводы, такого же мнения, уважаемый пан Станислав, — сдержанно сказал Конецпольскому его первый адъютант Станислав Хмелевский. — Не вооруженными силами нам надо бы сопровождать папскую буллу на окатоличивание этой богатой страны с воинственным народом. Нужны государственная мудрость и благосклонное отношение к ним!

— Еще о «но-обилитации» забыл, пан Станислав. Но-обилитацию ввести, как и в землях старой Польши! Шля-яхетство выдающимся и… дове-ерие людям! — задумчиво соглашался коронный, направляясь далеко не с мирными целями на Приднепровье.

— Вашей милости, коронному гетману, и решать бы эту проблему! Как говорится, вам и карты в руки!.. Пускай себе молятся, как кому хочется. А оружием вряд ли удастся королю завоевать сердце этого воинственного народа, — снова подчеркнул адъютант, вызывая на откровенность и коронного гетмана.

— Силой, уважаемый па-ан Станислав, и медведя за-аставляют плясать…

— А колечко в носу продергивают?

— Не-е верю я в расположение плебса, по-окоре-ен-ного оружием. К тому же са-ам этот плебс прославился во всей Европе своим оружием.

И умолк, тяжело вздохнув. Да, видно, не оставляли его в покое тревожные мысли. Ведь он идет усмирять людей, которых неразумной политикой в области религии довели до самосудов. Схизматики, как он убедился в этом после разговора с Хмельницким в Каменце, наконец перешли грань страха перед правительственными войсками. Схизматики повторяют то, что было при Наливайко! Они подымаются на кровавую борьбу с католицизмом, теперь уже со значительно большими силами и опытом, чем их солоницкий сказочный герой. И снова силой, а не мудрым королевским словом, решается эта кровавая ссора!..