Хмельницкий. Книга третья - [14]

И все же Богдан решил встретиться в Киеве с православными первосвященниками. Но после разговора с ними еще большая тревога охватила его душу, и без этого отягощенную собственными заботами. А ведь надо действовать, с чего-то начинать, наконец, найти опору на своей родной земле! На прибрежные хутора и села, на их жителей грозными волнами надвигается кровавый потоп. Его несут на остриях своих сабель гусары и жолнеры, обманным путем заполученные у короля хитрым, как лиса, Потоцким. Он тайком сосредоточивает свои силы, чтобы напасть на казаков. Ведь в каждом своем донесении в Варшаву польный гетман сетует на бунтарскую непослушность, умалчивая об истинных своих намерениях «проучить» украинский народ!

— Вам, как генеральному писарю, назначенному самим королем, следовало бы встретиться с Потоцким и уговорить его… — советовали киевские духовные отцы Богдану.

«Переменились духовные пастыри!» — с горечью подумал Хмельницкий.

— Сейчас, очевидно, уже поздно уговаривать Потоцкого, преподобные батюшки! Уже гремят пушечные залпы. Гусары словно клещами сжимают полки неосмотрительного Скидана, — пытался было возражать им Богдан. — Надо найти более действенные способы для предотвращения этого побоища! Надо не допустить кровопролития нашего народа!

— Но как предотвратить, пан писарь? Очевидцы рассказывают, что старшины Скидана, не дождавшись прибытия его с пушкарями, вступили в бой под Кумейками с войсками Потоцкого…

После этого и решил Богдан ехать к Потоцкому, чтобы уговорить его, даже упросить, обращаясь к разуму и рассудительности польской шляхты, рассчитывая на ее доброту… И в ночь пустился он в путь вдоль Днепра искать этой «доброты»! Только двоих самых верных чигиринских казаков взял с собой.

Эта холодная и дождливая ночь филиппова поста была страшной для хуторян, метавшихся, как растревоженный рои пчел, ища спасения! Как от чумы убегали семьи казаков. Это удивляло Богдана и наполняло его душу горестью.

— Куда вы бежите? — спрашивал он. — Женщины, старики… Зачем оставляете дома, хозяйство?

— Душу бы свою унести, спасти бы детей. Разве вы не знаете польских гусар? А у нас вон внучка… Прятали мы ее от голомозых людоловов, а от польской шляхты не убережешь… — торопливо отвечали жители Триполья странному казацкому старшине. «Не иначе как обласканный польским гетманом полковник реестровых казаков», — думали люди, глядя вслед Богдану.

И ревела встревоженная ночными перегонами скотина, бежали куда глаза глядят девушки. Только ночью, а не днем, можно узнать, что творится на Приднепровской Украине, пан генеральный писарь реестрового казачества!

Хмельницкий останавливался только для отдыха. С кем тут посоветуешься, кого спросишь, коль каждый поселянин старается скорее убежать от тебя? Разве самому не видно? Теперь все стало ясным и понятным. Терзаемый думами, Богдан не заметил, как проехал через хутор, о котором часто вспоминал. Особенно обед у молодой хозяйки Ганны…

Еще на околице хутора услышал рев скотины и отчаянные вопли женщин. Он сворачивал с дороги, не решаясь заговорить с людьми. Изредка встречались и казаки. Некоторые из них были вооруженные, а другие шли с дышлами или с косами.

Богдан не присматривался к казакам, не расспрашивал их, откуда они. Да и какой толк в том? Но за хутором он наткнулся на целый отряд конных казаков. Тут не утерпел, спросил, приглядываясь к ним в ночной темноте:

— От кого убегаете, казаки?

Они зашумели, придержали коней. Окружили незнакомого старшину, ехавшего в такое опасное время в сопровождении только двух джур.

— Сам сатана тут не разберет, прости боже, кто убегает, а кто гонится. Выполняем срочный приказ, пан старшина! — сказал один из казаков. Очевидно, он надеялся получить какую-то помощь или совет.

— Что происходит в Терехтемирове? Кто там сейчас за старшого?

— Да гусары Потоцкого, сдох бы он, проклятый! К самому Днепру прут, чтобы преградить нам путь. Возле Кумеек и нам пришлось столкнуться с ними. А сейчас скачем по наказу Скидана и слышим, как позади нас поднялась пальба… — торопились объяснить казаки.

«Чьи же пушки громче ухают?.. Да, собственно, коль уже из пушек ухают, значит, идет настоящий бой», — сам себе ответил Богдан. Он прислушивался не столько к взволнованному рассказу казаков, сколько к стону земли, к ночному шуму всполошенных приднепровских жителей, к страшному эху пушечных залпов.

— Павлюк с пушками должен был выступить из Чигирина нам на помощь, — объяснили казаки. — Но успел ли он дойти? Не разберешь, откуда стреляют…

— Морозы бы ударили, мы бы и горя не знали тогда. Из-за Днепра Кизим подоспел бы на помощь! Полтавчане смелее двинулись бы к Черкассам…

— Так, выходит, нам не удастся пробиться к Потоцкому? — спросил Богдан, не подумав, что может испугать казаков.

— К Потоцкому? Разве, пан…

— Да нет, пропади они пропадом!.. Я — генеральный писарь реестрового казачества! Знаю, должен был угомонить безумцев… — И умолк, потому что сам уловил в своих словах нотки покорности. «Кому я подчиняюсь, перед кем заискиваю?» — упрекал себя.

И, повернув своего коня, поехал вместе с казаками.

— Нам надо как-нибудь переправиться на противоположный берег Днепра и передать весточку Кизиму… — произнес, словно оправдываясь.