Хмельницкий. Книга первая - [165]

Кривонос прилег на прошлогодние листья, устилавшие косогор, положив руки под голову. И стал насвистывать мотив известной песни «Порадь мене, мати…». Потом, повернувшись к Богдану, спросил:

— Помнишь наше послание Мухамеду Гирею?.. Турецкий султан бросил его в лицо коронному посланнику Отвиновскому и потребовал Кривоноса Максима выдать Турции, поставив это условием мирного соглашения, — сказал Кривонос уже совсем иным, серьезным тоном.

— Тебя? Выдать туркам? — почти с ужасом переспросил Богдан, поднимаясь на ноги. Затем, улыбнувшись, добавил: — Да ты снова шутишь? Максима Кривоноса выдать туркам?..

— А ты, дружище, не торопись браться за саблю. Король и сенаторы на сейме приняли условия султана и около двух десятков нашего брата уже отдали ему, чтобы смягчить его гнев, вызванный разгромом Синопа и других турецких городов казаками. Кстати, Мусия Горленко схватили гайдуки князей Вишневецких и, наверное, тоже отправят туркам.

— Ужас! Так чего же ты до сих пор молчал, а плетешь о каком-то Свято-Иорданском монастыре, когда…

— Вот это казацкий разговор! Ну теперь можешь и по морде заехать! Люблю я тебя вот таким, Богдан! Видишь, и лицо как лицо, и глаза заблестели…

— Перестань, Максим! Мусия Горленко схватили?

— И отправят. Вишневецкие оправдывались перед Сагайдачным. Мол, не знали, что туркам отдадут… Твоего буланого вместе с другими богатыми дарами короля коронный посол Отвиновский отправил в Стамбул. Такие-то, братец мой, дела. А я… к чехам подамся вместе с лесовчиками… Не позволю, чтобы меня в черной султанской башне крюком за ребро подцепили… Да ты садись, Богдась. Тут нужно толком все обдумать. Я еще расскажу тебе целую историю, как Сагайдачный хлопнул дверью в сейме, возмутившись принятием такого решения…

— И подействовало?

— Как бы не так! Не дверью, а из пушки ударить по стенам этого блудливого шляхетского заведения, да и тогда, наверное, не подействует. — Кривонос умолк и встал с земли.

Вместе с Богданом они направились в город.

— Кстати, — заговорил Максим, — тебе, наверное, уже известно, что твоего покровителя пана Станислава Жолкевского наконец назначили великим гетманом, коронным канцлером?

— Знаю и рад этому, — сказал Богдан и снова повеселел. — Сколько десятков лет, еще со времен короля Батория, этот прославленный воин служит отчизне! Он должен был занять этот пост еще после Яна Замойского… Признаюсь, Максим, я рад за него.

— А тому, что польным гетманом стал молодой Станислав Конецпольский? — спросил Кривонос.

— Не так уж он и молод, но как воин достоин такого поста. Посмотрим, как дальше будет вести себя новый польный гетман. Однако мы уклонились от нашего разговора о борьбе Сагайдачного с сеймом.

— Об этом нужно долго рассказывать. Но борьба эта закончилась тем, что Сагайдачный согласился выполнить условия Раставицкого трактата: уменьшить казацкий реестр наполовину и вернуть выписчиков в подчинение старостам. С несколькими тысячами реестровцев он снова отправился помогать королевичу Владиславу завоевывать московский престол… А в это время турецкие войска перешли через Дунай, и, видимо, панам сенаторам не удалось задобрить султана ни денежной данью, ни дарами, ни обещаниями уничтожить казацкое войско. Война на южных границах неизбежна…

Какое-то время они молча шли у самого берега реки. Максим отламывал веточки и бросал в Тясьмин, наблюдая за тем, как уносит их вода.

— Вот такие-то дела, казаче… Теперь Сечь созывает нашего брата на Черную Раду, Конашевича судить будем…

— Не поеду я с тобой, Максим, на Сечь. Какой теперь из меня воин?..

— «Цур дурнои, моя мамо, сама сэбэ обнимаю пид явором…» Да говорю же тебе, Черная Рада созывается, — должен и ты свое слово сказать. Ведь ты в таком походе был, да еще какую кашу заварил в Синопе — против самого Сагайдачного пошел.

— Не в гетманы ли ты, Максим, прочишь меня? — повеселев, спросил Богдан, вдруг вспомнив свой разговор с отцом во время встречи в Киеве.

Но тогда Богдан был нападающим, а отец защищался. А тут Максим так расхохотался, что совсем смутил юношу. Словно пощечину дал ему Максим этим смехом.

— Ха-ха-ха! Хвалю, братец, за находчивость… А гетманом у казаков тебе еще придется быть, от этого не увильнешь!..

Словно от длительного болезненного сна разбудил его своей сердечностью осужденный сеймом старший его побратим.

— Не смейся так, Максим, ведь тебе сейчас не до смеху. А не посоветоваться ли нам с отцом по поводу этого решения сейма?

— Не стоит впутывать сюда подстаросту, королевского слугу. Посоветуюсь в Сечи… Теперь мне придется открыто воевать с Короной… Ты хотел о чем-то поговорить с кузнецами, а я тебя увел?

Богдан покачал головой, задумчиво глядя на друга:

— Только рассеяться хотел. Старый кузнец Микита, что на пару с тобой ковал сошники к плугу, интересный человек! Еще у Наливайко был кузнецом, вместе с ним в осажденной Солонице сражались!

4

Михайло Хмельницкий не разрешил Богдану ехать вместе с Максимом на Сечь.

— Не до этого вам теперь, братец Максим, — многозначительно сказал подстароста. А когда в чигиринской усадьбе Хмельницких Богдан замешкался у Кривоносова коня, отец шепнул казаку: — Советую пану атаману немедленно покинуть Чигирин! Получил послание пана гетмана, доставленное нарочным старосты…