Хлопоты ходжи Насреддина - [15]

– Мне? – не на шутку перетрусил слуга.

– Ну а кому же еще? – состряпал удивленную мину Зариф. – Это ведь ты повздорил с На… шим общим другом, а не я. Это он у тебя забрал… нечто очень важное. – То, что бояться стоило именно ему, Зарифу, а не его бестолковому слуге, богач из мнительности не хотел признаваться даже самому себе – так спокойнее. Вдруг все еще и образуется.

– Да, да, я все понял, – закивал слуга, запахивая халат на груди, будто ему вдруг стало очень холодно.

– Он, который тот, должен сейчас находиться в доме Икрама, – продолжал шепотом Зариф, наклонившись вперед. – Так что поторопись!

– Вы уверены, господин?

– Э-э, а где ему еще быть? – фыркнул Зариф, упираясь локтем в удобный мягкий валик. – Этот… хороший человек здесь никого не знает, а Икрам в благодарность за то, что он избавил его от тебя, обязательно приютит На… в общем, приютит в своем – хе-хе! – доме.

– Хе, – осторожно хохотнул слуга и сглотнул.

О ветхом жилище дехканина ему было известно не хуже Зарифа. Не сегодня – завтра дом мог развалиться и погрести под собой строптивого бездельника Икрама. Но лучше, полагал слуга, чтобы их придавило сразу обоих, вместе с проклятым Насреддином.

– Я все сделаю, господин, – ткнулся слуга головой в пол и поднялся с колен.

– Торопись! – зевнул Зариф и, закрыв глаза, мечтательно улыбнулся. Эх, надо было послать не вора, а убийцу – так уж наверняка можно было бы избавить мир от зудящей занозы в лице Насреддина. Впрочем, это пока терпит – к чему лишние проблемы с убийствами и связанные со столь деликатным делом траты? Главное – вернуть бумагу…

– Ходжа, ты почему не ложишься? – спросил Икрам, широко зевая. Дехканин настолько утомился за день от разнообразных переживаний, что просто валился с ног. Так он не уставал, даже работая в поле с утра до ночи. Хотя грех жаловаться. Насреддин все-таки сдержал свое слово: расписка Пулата, запрятанная под рубаху, согревала душу бедняка. Это же надо, новый дом за просто так получить!

– Спи, я пока не хочу, – отозвался ходжа, подвешивавший пустую тыкву, заткнутую пробкой, к винограднику.

– Ходжа, скажи мне, откуда ты знал, что твой план насчет ремонта свершится?

– Ну, это совсем просто, на самом деле, – махнул рукой Ходжа и продолжил возиться с тыквой.

– Разве ты знал про купчую и про забор?

– Вовсе нет. Но я все понял, когда мы еще шли к тебе.

– Объясни, умоляю тебя, – воздел ладони к небу Икрам, – а то я не смогу уснуть. Ты, наверно, всевидящий.

– Ты меня с кем-то путаешь, Икрам, – покачал головой Насреддин. – Но в одном ты прав: богатеев я вижу насквозь. Неважно какие они люди, но свою выгоду они всегда знают, и когда я сказал, что собираюсь разрушить забор, то Пулат быстро свел концы с концами и решил, что отстроить тебе дом выйдет гораздо дешевле. Что же насчет купчей и земли, то, когда ты указал мне на свой дом, я сразу обратил внимание на забор – у тебя он много короче, чем все остальные, и у твоего соседа выстроен новый забор. А когда мы вошли к тебе во двор, я увидел, что забор совмещен с задней стеной дома. Ну зачем, скажи на милость, богатому человеку, строящему каменные заборы, понадобилась стена твоего дома? Верно, чтобы сэкономить на камне и работе, ведь камень нужно возить с гор, что обходится совсем не дешево. Вот и все. – Ходжа убрал руки от тыквы и огладил бороду, затем немного подтянул веревку.

– Так просто? – приуныл Икрам, ожидавший от ходжи едва ли не божественного откровения. – Кстати, а что ты делал с тыквой?

– Прятал важную бумагу. Спи.

– Да кто же так прячет? – широко распахнул глаза Икрам, решив, что Насреддин шутит над ним. Но теперь, пораженным мудростью ходжи, он готов был простить тому что угодно, даже насмешки.

– Я прячу, – с гордостью произнес Насреддин, отступая чуть назад и любуясь своей работой.

– Нет, ты и вправду чудак! Если твоя бумага действительно в тыкве, то ее любой вор сразу же обнаружит.

– Конечно, обнаружит, – укоризненно покачал головой ходжа, – если ты будешь кричать о том на всю округу.

– Ох, извини.

– Ничего, – Насреддин еще раз придирчиво оглядел дело рук своих и опустился на шаткий топчан, где Икрам постелил им обоим. Дом, того и гляди, в любой момент мог обрушиться, и спать в нем было бы настоящей глупостью. – Наперед думай о том, что собираешься сказать, а потом…

– Скажи это шепотом, правильно?

– Нет. Потом лучше промолчи.

– Да-да, я знаю, – махнул рукой Икрам. – В молчании мудрость.

– Мудрость заключена в умении слушать, а в молчании чаще сила глупца, – усмехнулся Насреддин.

– Ты назвал меня глупцом? – немного оскорбился Икрам. – Хотя, может, ты в чем-то и прав.

– Я вовсе не называл тебя глупцом, а всего лишь сказал, что глупец всегда сойдет за мудреца, если не будет раскрывать рта. Ты слышишь слова, но не умеешь их слушать.

– Не понимаю, – развел руками дехканин. – Наверно, это слишком сложно для меня.

– Чего же тут сложного? – вскинул жидкие седые брови Насреддин. – Ты слышишь то, что желаешь услышать, а не то, что тебе говорят. Спи уже!

– Но, прости, мудрый ходжа, – никак не унимался Икрам, переходя на заговорщицкий шепот. – Ты и вправду спрятал тот документ в тыкве?