Хлоп-страна - [9]

Маме не терпится срочно найти том Чехова, чтобы разобраться в его отношении к героям – ирония ли это или всё-таки неистребимый идеализм? Папа тихонько напевает «Цицернак». Друг Ваня баюкает на коленях гитару, стараясь подобрать замысловатую мелодию. Брат с Арсеном возвращаются в дом, они выглядят удивительно похожими, их лица дышат свежестью, на чёрных волосах блестят снежинки. За забором тревожно воет соседский пёс. Сидящий с нами за столом двоюродный брат Лёва пишет эсэмэски своей подружке – она смотрит в соседней комнате футбол. Степан рассказывает о катере, который они строят с Арсеном, осталось только достать мотор. Я спрашиваю Степана, не хочет ли он ещё чаю, он, не прерывая повествования о своих делах, кивает и машинально кладёт кусок наполеона прямо на обеденную тарелку с остатками макарон.

– Я собирался эмигрировать в Америку в девяносто втором году, – говорит Степан, – но у меня родилась дочь, и мне вдруг показалось, что тут, после распада Союза, её ждёт какое-то необычайно прекрасное будущее.

Теперь Степан уверен, что Америка – настоящая Мекка для предпринимателей. Я живу в Америке, но ничего не понимаю в предпринимательстве, и мне нечего ему ответить.

– «Слышен выстрел из соседней комнаты. Все вскакивают», – это мама читает из книги.

– Тьфу, на тебя! – тётя шумно встаёт из-за стола и, больше не глядя в мою сторону, начинает собирать обеденные тарелки.

Макароны соскальзывают на йогуртовый торт, в чайную посуду, на коньячную бутылку. Двоюродный брат вилкой аккуратно подхватывает и свивает макаронину с горлышка бутылки, доливает свой и Ванин стаканы, и они оба пьют «За Америку!» Степан прихлёбывает чай и говорит с дерзкой усмешкой, от которой у меня замирает сердце:

– Я сидел в Ереване без электричества, тепла и воды, и я решил, что Москва ближе. Арсен был уже в Москве, ну и я поехал в Москву. И что теперь? Теперь у нас есть новый катер, правда, пока без мотора.

Прощай, Крым (Пер. М. Платовой)

А дело было так. Конец августа, в Крыму бархатный сезон. Конец пеклу и каникулам, отдыхающие с детишками разъезжаются по домам – жильё непременно подешевеет. Подумав об этом, я вылетела из Нью-Йорка и с пересадками в Париже и в Киеве два дня спустя ранним утром приземлилась в Симферополе, откуда уже на поезде – к Чёрному морю. Никаких планов, никаких расписаний, только бы добраться до вершины Ай-Петри.

В Севастополе прямо на платформе немногочисленных прибывающих окружают пенсионеры и всего за несколько долларов предлагают квартиры и комнаты. Немного поколебавшись, я договорилась с тёмным от загара сухоньким старичком в бескозырке. Спустились с перрона, обошли вокзал и двинулись вверх по улочке. Я скоро запыхалась, вспотела под рюкзаком, нелепо и наспех собранным в Нью-Йорке, а старик всё идёт себе да идёт, с лёгкостью обходя бугры и колдобины. Только я принялась было проклинать его на английский манер (себе под нос, разумеется), как он свернул с дороги, толкнул калитку и впустил меня во двор, где сгрудились в кучу неказистые и непрочные на вид деревянные сарайчики. Посреди – пустой клочок земли, поодаль сортир, и не то что душа, даже водопровода нет, один допотопный рукомойник, и только из окна моей комнатушки роскошный вид на ярко-синий залив и сонный, мирно раскинувшийся город, свадебно-белый под горячим солнцем. Старик угостил меня вишнёвой наливкой, я заплатила ему за неделю вперёд, и, надо сказать, старик брал так дёшево, что за те деньги можно было бы и несколько месяцев здесь прожить.

Бросила вещи в комнате и спустилась на набережную, где вдоль бухты стайками прогуливались матросы из всех стран мира и нарядные женщины, улыбчивые и загорелые. Матросы и женщины искали взаимопонимания. На парапете гомозились подростки, цедили спиртное и швыряли в воду пустые бутылки. Мне захотелось подойти к морю и окунуть ноги, но я передумала, когда увидела, что весь берег загажен и целая армада бутылок и банок из-под пива полощется у подножья скалы с белым столбом и орлом на его вершине.

Несколько дней я провела среди греческих развалин и покинутых советских застав, а к концу недели перебралась на отдалённый пустынный пляж, валялась там целыми днями и только к ночи возвращалась домой с бутылкой вина, хлебом и помидорами. Спала подолгу и видела замысловатые сексуальные сны. Приснился голый Андрей с двумя членами и огромной женской грудью, он танцевал на дощатой сцене стрип-клуба в окружении мускулистых гермафродитов. Я проснулась со сладкой улыбкой на подушке, мокрой от слюней, и тут же перед глазами всплыл крематорий, запавшие глазницы и обтянутые кожей щеки на чужом страшном лице Андрея.

И так ночь за ночью, целую неделю – и никак от него не избавиться. «Нет, больше этого не вытерпеть, – решила я. – Пора в Ялту». Собрала вещи и села на междугородний автобус.

Мои американские друзья слыхом не слыхивали о Крыме, но слово Ялта было им знакомо по чеховской «Даме с собачкой» и Ялтинской конференции. В юности мой лучший друг Андрей каждое лето проводил здесь у бабушки, а в сентябре, загорелый и ладный, будто обточенный морем, возвращался в Москву и обрушивал на нас бесконечные рассказы о том, как он прыгал в море с утёсов и голыми руками сражался с морскими чудовищами. Моим родителям отпуск на Чёрном море был не по карману – экономили, собираясь эмигрировать, на всём – так вот Андрей клялся: «Когда мы с тобой вырастем, обязательно съездим в Крым и поднимемся на Ай-Петри. Есть легенда, – говорил он, – что первый луч солнца, когда оно встаёт из-за моря и бросает его на вершину Ай-Петри – зелёного цвета! Кто увидит зелёный луч, будет счастлив всю жизнь!»