Хлоп-страна - [14]

Через несколько поворотов мы подобрали Гогу. Тут мотор всё-таки заглох, и водителю потребовалось несколько попыток, чтобы снова завести его. Тем временем Гога уютно расположился на заднем сиденье рядом со мной, пристроил в ногах рюкзак, выпрямился и опустил руку мне на плечо. Я попыталась вывернуться, но он не отставал. От его лица и одежды так разило спиртным, что нестерпимо захотелось глотнуть вина, только бы перебить его запах.

– Всех иностранцев, которые приезжают на Украину, вывозят в Крым, на местные курорты, – хвастался водитель. – Сам президент Соединённых Штатов бывал на этой горе! Начальство даже деньги отыскало на новую дорогу – единственное, на что оно раскошелилось – старая в дождь становилась совсем непроходимой. Все продукты приходилось из Ялты по тропе на собственных спинах поднимать.

– Так, значит, пешеходная тропа существует! – обрадовался Гога. – Я же помню, что была!

Как я ни крутилась, его рука чугунным ошейником повисла у меня на плечах. Я вывернулась, ухватила её обеими руками и оттолкнула от себя, на это Гога усмехнулся и погрозил толстым пальцем перед моим носом, ну, дескать, погоди…

Подъём к вершине занял пятнадцать минут. Перед самым плато лес поредел и исчез окончательно. В дальнем свете фар, нависая над самой землёй и мешаясь с темнотой ночи, клубился туман; воздух казался густым и текучим, звёзды исчезли, жизнь обнаруживалась только в пределах пятен от фонарей, всё остальное скрывалось за завесой мглы. Миновали скопление тёмных сарайчиков и закрытых на ночь придорожных лавок; по обеим сторонам шоссе ютились машины, в большинстве своём советские модели, их аккумуляторы освещали приткнувшиеся к дороге палатки.

– А вот заведение моего брата, – объявил водитель, останавливаясь возле одной из них. – Если проголодались, добавьте двадцать гривен, я сделаю такую шаверму, что, клянусь Аллахом, никогда её не забудете.

Гога распахнул дверцу автомобиля, и поток ледяного воздуха вздыбил мою футболку. Стриженые волосы встали торчком. Содрогаясь от холода, я полезла в рюкзак за рубахой с длинными рукавами, но что могла поделать тонкая ткань против жестоких порывов ветра? Завернувшись в неё как можно плотнее, я поспешила к ближайшей палатке.

Там под провисшим парусиновым пологом болталась единственная лампочка, едва освещавшая складной столик, за которым несколько седых, небритых мужиков резались в карты. Гранёные, ещё советских времён стаканы с водкой и едкая сигаретная вонь. Стоило мне возникнуть на пороге, как все оживились:

– Место прекрасной даме! Давай, давай в нашу компанию.

– Душечка, садись ко мне на колени!

Один уже наливал в пустой стакан водку:

– Немного на мой вкус тощая. А ну-ка, улыбнись, глядишь, и сойдёт!

Я в панике выскочила из палатки.

Гога и Влад топтались вокруг большого мангала, а на решётке уже скворчали куски мяса. Водитель открыл багажник, и они вместе с невысоким, жилистым мужчиной, по-видимому, его братом, выгружали сумки с мясом, корзины с овощами и маслом, бутылки с вином и водой. Возле мангала стоял столик; сгрузив припасы в палатку, брат принялся рубить на нём морковь, лук, чеснок, перцы. Мясо поджарилось, он завернул его вместе с овощами в тёплые листы лаваша, сбрызнул острым соусом и передал моим спутникам.

– Хочешь? – спросил меня Гога. – Угощаю.

Я кивнула, и Гога дал знак сделать ещё.

Налили вино. Я с жадностью выпила, а парни вытащили по фляге и перешли на крепкое. Когда-то (в другой жизни, похоже), я знала, что алкоголь – лишь временная защита от холода, но сейчас, чёрт побери, я исправно отхлёбывала, когда мне наливали. А стоило только мясному духу пощекотать ноздри, как тут же проснулся зверский голод; жареная баранина проваливались в желудок, откуда волны тепла разносились по всему телу, выставляя горячий щит холодному ветру; соус сочился сквозь лаваш и капал на землю. Наконец растаял во рту последний кусок, я облизала пальцы – эх, ещё бы немного! Но мужики уже закрывали своё заведение на ночь.

– Вы не против, если мы расположимся рядом? – спросил Влад.

– Можете ночевать здесь, – быстро ответил повар, показывая на свою палатку. – Сто гривен. Вода, и завтрак, и всё, что вам будет угодно!

Пока я приканчивала содержимое фляги и наполняла её из бутылки, открытой поваром, Владик с Гогой ставили палатку через дорогу от заведения братьев, показывая тем самым, что мы не приняли их предложения. По вкусу новая водка напоминала картофельную кожуру, и будь я хоть чуточку трезвей, сразу бы её выплюнула – а я таки сделала несколько глотков.

– А как же ваши друзья? – напомнила я Гоге. – Вы не хотите узнать, где они?

– А как же твой приятель? – парировал Гога. – Он не будет волноваться?

Я вытащила мобильник, делая вид, будто проверяю сообщение; телефон был разряжен, экран включился и тут же выключился окончательно, требуя подзарядки.

Были, были у меня и другие мальчики. На первом курсе, например, я увлеклась «настоящим американцем» – что называется all American guy. А секс с Андреем меня даже отпугивал. Про русских тут ходила ужасная слава: они грубые, понятия не имеют о женском устройстве, помнят только о своём удовольствии. Два года назад Андрей приезжал на мой выпуск, я тогда жила с родителями в Бронксе, его поместили в гостиной, но как только представилась возможность, прикончив початую бутылку водки из папиных запасов, мы решили покончить и с детством, и это была наша первая ночь, на потёртом диване, извлечённом отцом из мусорного контейнера, когда мы ещё только-только переехали в Америку. Я заранее приготовилась к тому, что ночь будет не фонтан, но если я испытаю физическую боль и переживу её, значит, у нас настоящая любовь.