Хлеб и кровь - [6]

Саперы возвратились через полчаса. По колонне сообщили: впереди, в ущелье, обнаружены следы недавней попытки заминировать дорогу. Во всех экипажах боевых машин приказано усилить наблюдение. И снова бронетранспортер с саперами первым двинулся через мост, ведя за собой колонну. Солдаты сторожевого поста жестами приветствовали проезжающих, желая счастливого пути. Васильев часто думал об этих бесстрашных ребятах. Исправно несут службу, а случится нападение – решительно отбивают. Правда, помощь в таких случаях не задерживается – подвижные группы и вертолеты постоянно готовы оказать необходимую помощь.

Ущелье было довольно широким, оно медленно изгибалось, дорога часто обегала скальные выступы ближнего хребта, и головные машины терялись из виду. Серые склоны в каменистых осыпях то напирали на дорогу, то вдруг далеко отступали, и тогда хорошо просматривались покатые, изрезанные распадками бока гор, их неровные тупые гребни. Хотя колонна увеличила скорость, в зеркальце заднего обзора Васильев всё время видел неотступно идущие за ним горючевозы, а иногда и бронетранспортеры с задранными стволами крупнокалиберных пулеметов, фигуры автоматчиков на верхней броне. На афганских дорогах главная опасность – минная, поэтому десантники на маршах редко забираются внутрь машин. Пальцы их сейчас – на спусковых крючках автоматов, и свинцовый ливень каждое мгновение готов хлестнуть по каменным бокам гор. Однако сам Васильев никаких признаков опасности не замечал, поэтому, наверное, он и не услышал первых выстрелов, только показалось – будто гремучий ветерок пронесся по дороге, взвихряя пыль. Он ещё не до конца осознал, что происходит, как вдруг на полном ходу в кузове переднего грузовика загрохотала зенитка, и молнии её очередей, прошивая солнечный воздух ущелья, словно взорвали его.

– Началось! – крикнул лейтенант незнакомым, жестким и почти веселым голосом. – Жми на всю железку!

Теперь Васильев видел: стреляют не только зенитчики – стреляют и автоматчики, сидящие в кузовах за баррикадами из мешков с мукой, крупой и сахаром, а из-за крутого скального выступа, скрывшего голову колонны, в сторону левого хребта стремительно тянутся малиновые полосы – бьют автоматические пушки боевых машин пехоты. По середине горного склона непрерывно бегали вспышки огней, там плясали серые быстрые смерчи, оставляя в воздухе облачка каменной пыли. Он видел, как уходили за поворот расписные «барабухайки», его взгляд не отрывался от сгорбленных человеческих фигурок, висящих на их подножках, и всё же успел заметить в зеркальце заднего обзора, как идущий за ним горючевоз вдруг резко отстал, вильнул на обочину, явно собираясь остановиться. Ещё не отдавая себе отчета, Васильев сбросил газ и нажал тормоз, почти физически ощутил, как ребристые скаты вцепились в дорожный камень, услышал визг резины.

– Зачем? Что случилось?! – крикнул офицер.

– Бензовоз!…

Забыв о том, что воздух ущелья пронизан разящим свинцом, Васильев распахнул дверцу и высунулся из кабины. Теснина была наполнена оглушительным грохотом выстрелов, многократно умноженных эхом. Горючевоз стоял на обочине, знакомый сержант торопливо поднимал капот, а мимо на большой скорости проносились другие машины с цистернами. Всё правильно: они не имеют права останавливаться под обстрелом, их главная задача сейчас – быстрее выскочить из зоны огня. Впрочем, и его задача – та же. Выручать аварийную машину – дело технического замыкания и экипажей охранения. Лишь теперь за грохотом выстрелов Васильев различил жесткие, свирепые щелчки по камню и отвратительный вой рикошетных пуль. Хотелось изо всех сил крикнуть сержанту: «Ложись!» – остановившийся горючевоз манитом притягивал к себе огонь врага, – но, уже понимая, что сержант не услышит или, услышав, не послушается, он снова упал на сиденье «Урала», включил задний ход и сразу врубил полный газ. Лейтенант только спросил:

– Вытянем?

– Вытянем! – Существо Васильева наполнилось какой-то яростной силой. – Обязательно вытянем, это ж – «Урал»!…

Потом, выпрыгнув из кабины, он услышал, как железо стегнуло по дороге, по кузову машины, что-то взвизгнуло перед самым носом, но не остановился, не отпрянул, не упал в кювет. Сержант лежал за передним скатом своего автомобиля, яростно ругаясь, бил и бил из автомата по хребту, с которого обстреливали колонну. Сзади надвинулся грохот крупнокалиберного пулемета, где-то трескуче взорвалась то ли мина, то ли граната «базуки». Васильев было подумал, что сержант ранен, но когда отцеплял буксирный трос, тот оказался рядом.

– Двигатель побили, сволочи! Ну я им!… – Он опять вскинул автомат.

Васильев сунул ему трос.

– Живо цепляй, земляк, и – в кабину!

Лейтенант из-за борта «Урала» бил короткими прицельными очередями по вспышкам душманских винтовок и автоматов на гребне. Сержант, пригибаясь, накинул петлю троса на буксирный крюк горючевоза, и вдруг раздался визгливый, трескучий звон, по капоту пошли рваные дыры, белые лучики пробоин разбежались по переднему стеклу кабины. Остро пахнуло керосином и горелым железом. Сзади вывернулась чадная, пыльная туша бронетранспортера, закрыла собой хребет. Подавляя все звуки вокруг, из боевой башенки длинной очередью ударил крупнокалиберный пулемет – будто огненной многохвостой плетью стегнул по хребту; из открытых смотровых лючков бронемашины хлестали свинцом автоматы и ручные пулеметы. Душманские пули умолкли, сержант стоял у бампера, согнувшись, прижимая ладони к лицу. К нему рванулся лейтенант.