Хлеб Гиганта - [76]

Нелл объяснили, в чем будут заключаться ее обязанности. Ей предстояла тяжелая, но не слишком сложная работа Сначала вымыть определенное количество каменных коридоров и лестниц. Затем накрыть чай для медсестер, помочь за чаем, затем все убрать. После этого санитарки сами могли попить чаю. Далее все то же следовало проделать с ужином.

Нелл быстро втянулась в работу. Камнем преткновения в новой жизни стала, во-первых, война с кухней, во-вторых — умение правильно заварить чай для каждой сестры.

Медсестры садились за длинный стол в ряд, они всегда приходили невероятно голодными, и еда заканчивалась еще до того, как последние три успевали присесть. Тогда приходилось звонить на кухню и выслушивать резкий ответ, что наверх отправляли столько еды, сколько следует — по три куска хлеба с маслом на каждую. Кто-то, видимо, съел больше, чем положено. Сестры громко возмущались. Они свободно общались между собой, называя друг друга по фамилиям или давая ласковые прозвища

— Не ела я твоего хлеба, Джонс! Неужели я могла бы так поступить?

— Они всегда присылают меньше, чем надо.

— Но послушайте, Кэтфорд должна что-нибудь съесть, у нее операция через полчаса.

— Поторапливайся, Пышка, нам еще чистить целую гору макинтошей.

Совсем иначе вели себя старшие сестры за другим столом в противоположном конце зала. Здесь беседы велись сдержанно, холодным шепотом. Перед каждой сестрой стоял маленький коричневый чайничек с чаем. В обязанности Нелл входило знать, насколько крепким он должен быть у каждой сестры. Именно крепким! Подать слабо заваренный чай значило раз и навсегда впасть в немилость.

Шептались, не умолкая.

— Я ей сказала; •« Естественно, случаям, требующим хирургического вмешательства, внимание уделяется в первую очередь».

— Я только сделала замечание, вот и все.

— Вечно она лезет вперед.

— Можете себе представить, она забыла полотенце для доктора

— Утром я сказала доктору...

— Я сделала замечание сиделке...

Эта фраза повторялась снова и снова «Я сделала замечание». Нелл постепенно начала прислушиваться. Но стоило ей подойти к столу чуть поближе, как разговоры стихали, сестры поглядывали на нее с подозрением. Их беседы держались в тайне. Очень церемонно они ухаживали друг за другом.

— Не желаете ли попробовать мой чай, сестра Вестхевен? У меня еще целый чайник.

— Не согласились бы вы съесть кусочек сахара, сестра Карр?

— Прошу меня извинить.

Едва Нелл освоилась в атмосфере госпиталя, поняла, откуда здесь берутся вражда, ревность, интриги, только стала разбираться в сотне с половиной подводных течений, как ее повысили до ранга младшей медсестры. Они работали в паре с Глэдис Поттс, миниатюрным веселым созданием, девушкой умной, но ленивой. Обе они подчинялись сестре Вестхевен, высокой худой женщине с постоянно недовольным выражением лица. Когда Нелл впервые увидела ее, сердце у нее екнуло, но позже она Поняла, что ей повезло. Из всех сестер, работающих в госпитале, сестра Вестхевен была лучшей наставницей.

Всего дипломированных старших сестер было пять. Полная и веселая сестра Карр нравилась мужчинам. Она всегда подолгу шутила и смеялась с ними, а потом не успевала переодеть больных и начинала суетиться. Она называла помощниц «дорогуша», ласково их подбадривала, но характер ее не отличался постоянством. Она не могла похвастаться пунктуальностью, а когда все начинало идти наперекосяк, виноватой оказывалась «дорогуша». Работать с ней было сущим кошмаром.

Сестра Баренс была невыносима. Так считали все. Она кричала на санитарок и ругалась с утра до ночи, ненавидела младших сестер и не скрывала этого. «Я отучу их задирать нос, считая, будто они все знают!» — постоянно приговаривала она. Но если отбросить издевки, она была хорошей сестрой, и некоторым девушкам нравилось работать под ее началом, несмотря на ее острый язык.

Сестра Данлоп избегала работы. Она была добра и спокойна, но патологически ленива. Она выпивала как можно больше чая, а работала как можно меньше.

Сестра Норрис работала операционной медсестрой. Она знала свое дело, красила губы и держалась с подчиненными холодно.

Таким образом, сестра Вестхевен оказалась лучшей сестрой в госпитале. Она прекрасно выполняла свои обязанности и справедливо оценивала работу помощниц. Если они подавали надежды, она была с ними дружелюбна и ласкова Если она считала их дурами, им оставалось влачить жалкое существование.

На четвертый день работы она сказала Нелл:

— Сперва я подумала, что от вас будет мало толку, сестра Но у вас большой потенциал.

К тому моменту Нелл уже настолько привязалась к работе, что, возвращаясь домой, чуть ли не пела от счастья.

Мало-помалу она втянулась в повседневную рутину. Поначалу у нее все обрывалось внутри при виде раненых. Первый обход, на котором она ассистировала, показался ей невероятно тяжелым. Те, кому нужна была помощь, «звали сестричку» так жалобно. Но вскоре она к этому привыкла. Кровь, раненые, их страдания — все это повторялось каждый день.

Больные любили Нелл. После обеда, когда работы было не так много, она писала письма под их диктовку, приносила книги поинтереснее из шкафа в конце коридора, слушала рассказы раненых об их семьях и возлюбленных. Так же, как и другие медсестры, она старалась защитить их от глупости и жестокости так называемых доброжелателей.