Хлеб Гиганта - [104]
Люди преклонялись перед камнем и построили Стоунхендж — и сегодня те, кто его построил, ушли, а Стоунхендж стоит. Но вот парадокс: эти люди живы в нас, в потомках, а Стоунхендж и все, что он воплощал — мертвы. То, что умирает, получает продолжение, а бессмертное гибнет.
Человек будет жить вечно. (Или это неправда и лишь непростительная самонадеянность? Но все же мы в это верим!) Так что за Машиной должны стоять индивидуалисты. Так считает Достоевский и так же считаешь ты. Но это потому, что вы оба русские. Как англичанин я настроен более пессимистично.
Знаешь, о чем напомнила мне эта цитата из Достоевского? О моем детстве. У мистера Грина было сто детей — и Пудель, Белочка и Деревце. Представители ста тысяч...
Твой Вернон
думаю, ты прав. Раньше я никогда столько не размышлял. Я считал это нецелесообразным занятием. На самом деле я не уверен, что и сейчас отношусь к этому иначе.
Проблема, видишь ли, в том, что я не могу выразить все это «в музыке». Черт побери, ну почему я не могу выразить все это в музыке? Музыка — это дело моей жизни. Я уверен в этом сейчас, как никогда. И при этом — ничего не делаю...
Это ад...
Вернон
Разве я не писал о Джейн? Что же мне сказать о ней? Она чудо. Мы оба это знаем. Почему бы тебе самому не написать ей?
Всегда твой Вернон
Джейн говорит, что, возможно, ты скоро приедешь сюда Я молю Бога, чтобы это произошло. Прости, что не писал тебе целых полгода — мне всегда было нелегко писать письма
Слышал ли ты что-нибудь о Джо? Я рад, что мы с Джейн повидали ее, будучи проездом в Париже. Джо — кремень, она никогда никому не расскажет обо мне, а я в любом случае рад, что она теперь знает. Мы не переписываемся с ней; да мы и раньше никогда не писали друг другу... Но мне интересно, не знаешь ли ты, как она там. Мне показалось, она плохо выглядит... Бедняга Джо, совсем запуталась...
Известно ли тебе что-нибудь о модели проекта памятника Третьему Интернационалу архитектора Татлина? Она состоит из трех огромных стеклянных полостей, соединенных между собой системой вертикальных осей и спиралей. С помощью специального механизма они приводятся в состояние беспрерывного вращения, но с разной скоростью.
А внутри, я думаю, предполагается петь гимны Священной Ацетиленовой Сварочной Горелке!
Помнишь, как-то ночью мы возвращались на машине в город и в районе Льюшема, среди трамвайных путей, свернули не там, где нужно; и вместо того, чтобы устремиться к центру цивилизации, мы оказались где-то среди Сюррейских доков и сквозь просвет между грязными домами увидели странное подобие кубистского пейзажа — подъемные краны, клубы пара, железные балки. И мгновенно твое артистическое чутье подсказало тебе запомнить этот пейзаж для финальной сцены — или как это у вас называется...
Боже мой, Себастиан! Какую восхитительную постановку ты мог бы сделать, положив в ее основу идею машиностроения! Представь: только музыкальное сопровождение, световые эффекты — и масса людей с нечеловеческими лицами. Масса. Ничего индивидуального. Признайся, ты уже думал о чем-то подобном?
Этот архитектор, Татлин, сказал однажды кое-что, что мне понравилось, хотя и ерунды он тоже много говорит. Так вот:
«Только ритм большого города, заводов и машин, соединенный с организацией масс, может дать толчок новому искусству...»
И далее говорит о «памятнике машине» как о единственном адекватном выражении существующей действительности.
Конечно же, ты знаком с современным русским театром, это твоя работа. Я считаю, что Мейерхольд действительно изумителен, как о нем и говорят. Но разве можно смешивать драму и пропаганду?
Все равно, это интересное чувство — прийти в театр и тут же быть вынужденным примкнуть к стройным рядам, марширующим вверх и вниз по коридору — в ногу — пока не начнется спектакль. А декорации!
Кресла-качалки, артиллерийские орудия, передвижные платформы и еще бог знает что. Это абсурд, ребячество, но в то же время осознаешь, что в руках у ребенка опасная и интересная игрушка, которая, окажись она в иных руках...
В твоих руках, Себастиан... Ты русский. Но, благодарение Небу и Географии, не пропагандист. Ты просто постановщик — такой, каким ему надлежит быть.
Ритм большого города — если воплотить его в зримый образ...
Боже, если б я только мог дать тебе музыку... Не хватает только музыки.
А их «Оркестры Шума»— симфонии заводских гудков! В 1922 году в Баку было представление: артиллерийские батареи, пулеметы, хор, морские рожки — нелепость! Да, но если бы у них был композитор...
Ни одна женщина так не мечтала о ребенке, как я мечтаю снова писать музыку... Но я бесплоден — стерилен.
Вернон
Это было как сон — и твой приезд, и твой отъезд.
...Интересно, неужели ты и вправду поставишь «Сказку о плуте, который перехитрил трех других плутов»?
Я только сейчас начинаю понимать, какого колоссального успеха ты добился. Я наконец-то осознал, что ты за важная персона теперь. Это ж надо — основать свою Национальную оперу! Она уже давно нам нужна, Бог тому свидетель; но что именно тебе потребовалось от оперы? Это уже архаизм, отмершая нелепая привязанность маленькой группки людей...
На пароходе, плывущем по Нилу в Египет, произошло три убийства. Гениальный сыщик, проницательный добряк Эркюль Пуаро, участник этой экскурсии, не может предаваться праздности и тут же приступает к расследованию... Почему, за что, кто убил молодую красавицу богачку? Сколько было убийц? Кто и зачем заменил жемчужные бусы подделкой? Отказываясь от многих версий и отметая превходящие факты, Пуаро с успехом раскрывает загадочное преступление.
Это было ОЧЕНЬ СТРАННОЕ убийство.Убийство, в котором полиция не могла найти попросту НИ-ЧЕ-ГО. Ни мотивов, ни улик, ни подозреваемых, ни даже смысла. Только — множество показывающих разное время часов в комнате, где произошло преступление. Только — слепая хозяйка дома, утверждающая, что не знает убитого, да юная стенографистка, обнаружившая тело неизвестного мужчины…Это было ОЧЕНЬ СТРАННОЕ убийство. Но не менее странным были и методы расследования, за которое взялся молодой частный детектив…
Десять никак не связанных между собой людей в особняке на уединенном острове... Кто вызвал их сюда таинственным приглашением? Кто убивает их, одного за другим, самыми невероятными способами? Почему все происходящее так тесно переплетено с веселым детским стишком?
Небогатый, но обаятельный Майкл Роджерс присмотрел себе старинный особняк, который в округе считают проклятым. Но Майкла не пугают людские предрассудки. Он решает, что наилучший способ заполучить особняк — это жениться на богатой Фенелле Гудмен, а потом отделаться от нее...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Только премудрая мисс Марпл в состоянии увидеть за случайными обстоятельствами хорошо продуманное преступление. Поэтому ее не обманет ни глупый розыгрыш, обернувшийся смертью.
Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.
Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.
Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.
Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.
Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.
Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.