Хижина пастыря - [19]

Ли посадили под домашний арест от Рождества до Нового года. Не просто посадили – заперли. На второй день Рождества она обрила волосы машинкой для стрижки собак. Начисто, под ноль. Написала мне об этом в сообщении, я не поверил. Решил – Ли гонит. Тогда она прислала фото. Капец, а не фото. Глаза у нее были огромные и печальные, а на голове виднелись порезы от машинки. Ли напомнила мне героиню из одного кино, которую сожгли на костре. Ох и перепугался же я, до чертиков. Ли сказала, что почувствовала себя сильной и чистой. Через некоторое время до меня, кажется, дошло, и ее фото прибавило мне духу. До сих пор прибавляет. Тогда-то я и понял – мы переживем этих мудаков, всех до единого. И тоже постригся налысо. Потом еще гладко выбрил голову. Господи, как же рассердилась мама! И выплакала все глаза. Гондон столкнул меня с крыльца и назвал долбаной свиньей – типа, я совсем не сочувствую матери. Только тут я въехал. Мама уже почти год носила парик. Моя лысая черепушка наверняка нагнала страху на них обоих. Я не помнил о парике, когда брился. Не хотел никого обижать. Мама молча смотрела, как Гондон лупит меня прямо на улице. После этого меня уже не волновало, кто из них что думает.

Я долго не понимал, что у нас с Ли особенные отношения. Что мы не просто друзья. Я о таких вещах и не знал, лет до одиннадцати. Но однажды произошло кое-что странное. В тот день у реза будто весь город собрался. Очень шумная компания старшеклассников вела себя вызывающе – они курили, кричали, швыряли друг друга в воду. Вскоре дети помладше ушли, и остались мы с Ли да эти подростки. Они постоянно смеялись, и, похоже, над нами. Было унизительно и противно, но домой не хотелось, поэтому мы сидели в тени на полотенцах и даже купаться не ходили. Пытались стать невидимыми и говорили гадости об этих ребятах, шепотом, чтобы они не слышали. Я не хотел драться, хотя понимал – если кто-то из них подойдет и скажет нам что-нибудь в лицо, то придется. Может, из меня сделают отбивную, но обидчику тоже достанется. Ли считает, что я «кусаю, да не лаю», только сейчас я намного болтливей, чем раньше. Забавно, каким разговорчивым становишься, когда рядом никого нет.

К обеду солнце сильно припекло. Старшеклассники свалили, и возле реза остались только мы вдвоем. Тень с наших камней ушла, мы сняли рубашки и шорты и рванули купаться, будто из тюрьмы на свободу. Вода оказалась холодной до ужаса. Мы дурачились, брызгались. Ли проплыла большой круг, продемонстрировала вольный стиль, она ведь самый офигенный пловец в семье. По словам тети Мардж, Ли – чемпион школы в Магните. Правда, наград я не видел. Через несколько минут мы оба дрожали, точно кролики. Возле ступенчатого камня, склизкого и покрытого водорослями, забираться на который надо очень осторожно, мы вдруг столкнулись, каждый спешил вылезти наверх первым. Чистая случайность, обычная ерунда. Я просто врезался в спину Ли, она повернулась, посмотрела, обхватила меня руками, и мы обнялись. Обнялись, в общем-то, от холода, а потом прижались друг к другу крепко-крепко, каждой косточкой. Это было смешно. Мы расхохотались. И тут у меня случился стояк. Ли вышла на берег, а я поплавал, пока все не утихло, и мы оба сделали вид, будто все нормально.

Дальше мы лежали на солнышке, грелись, немножко смущенные, и я все не мог оторвать взгляда от Ли. От ее откинутых назад волос, с которых на камни стекала вода. От руки, прикрывающей лицо от солнца. Кожи, покрытой мурашками от холода. Купальника. Загорелых рук и ног. Эта картина – Ли на камнях – была как удар под дых. С тех пор, думаю, все изменилось для нас обоих.

Однако ничего не происходило. Ничего нового и необычного. Долго. Мы были детьми и вели детскую жизнь. Она отличалась от жизни в городе. Мы не ездили автобусом на пляж или в кино, не шатались по большим торговым центрам. Везде добирались либо на машине, либо пешком. Пили молочный коктейль в придорожной закусочной, пересчитывали чаевые. Ведь у нас не имелось ни KFC, ни Subway. Мы гуляли вдоль шоссе и высматривали орлиные перья. Ли обожает животных. Травит байки про птиц и змей, которых не знаю даже я. Называет меня слоном в поисках посудной лавки, но рядом с Ли я себя таким не чувствую. Некоторые скажут, будто Ли слишком болтливая, только мне плевать. У нас в доме вообще все молчали. Господи, как же приятно слышать человеческую речь.

Пока у нас не появились мобилки, Ли звонила мне по городскому телефону из Магнита, а я ездил на скейте к таксофону возле закусочной. Пару раз звонил из магазина. Мы просто общались, как все. Если не про животных, то про людей, которых мы знали или хотели бы знать, или про знаменитостей. Любили прикалываться. Как будет выглядеть Райан Гослинг с головой Дженнифер Лопес? В таком вот духе. Ничего важного. Я был счастлив просто от голоса Ли, от ее смеха. Хотя в глубине души помнил то чувство, у реза. И хотел еще. Ведь испытав такую близость, ее трудно забыть.

Я разозлился на Ли только однажды. Мы никогда не ругались. Спорили лишь в шутку. Но мне не понравилось, когда Ли назвала мою походку смешной. Дело было возле элеватора, на гравийной дорожке. Ли тут же изобразила, как я хожу, и я прям озверел. Увидел себя со стороны. Узнал. И взбесился. Дико. Не ударил ее, ничего такого, даже не сказал ни слова. Просто бросил Ли там. Ушел. Сунул, мать его, руки в карманы – и ушел. Позже, на стадионе, Ли извинилась. Я спросил, зачем она так. А Ли ответила – затем, что она меня раскусила. Поняла и захотела показать, что поняла. Типа, я при ходьбе оттопыриваю локти, как скорпион перед боем, чтобы выглядеть больше. Я чуть не придушил тогда Ли – не люблю, когда смеются над моим маленьким ростом. Она же заявила, что это естественное поведение; что, например, шумящие гадюки и иглобрюхие тоже раздуваются. Но рядом с ней мне не нужно так делать, вот и все, что имела в виду Ли. Получается, извинялась она не по-настоящему! Так я и заявил, яростно и грубо, а Ли призналась – ну да. Самое забавное, меня тут же попустило. Злость пропала. Пар весь вышел. Кажется, я понял, о чем говорила Ли. О том, что с ней я могу расслабиться. Она единственная, перед кем мне не надо изображать из себя крутого. Единственная, кто не мечтает побить меня, обломать.