Хит сезона - [39]

– Если ты сейчас заорешь, я выстрелю прямо тебе в лоб, – вдруг сказала Митрофанова. – Я не люблю криков. И вообще мне надоела эта комедия. Переходим к заключительному акту. Так сказать, па-де-де со взрывной волной.

Она взяла стоящий у стены стул и поставила его ближе к столу.

– Садись! – сказала она мне.

– Что вы хотите делать? – спросила я.

– Садись! – приказала она более резким тоном.

Мне пришлось подчиниться. Пуля, которая летит в тебя из пистолета, уже не оставляет никаких надежд на спасение, во всех остальных случаях надежда остается.

Она взяла со стола скотч и принялась приматывать меня к спинке стула.

– Зачем вы это делаете? – спросила я. – Я не собираюсь никуда бежать.

Она продолжала молча приклеивать меня к стулу.

Затем она примотала к передним ножкам стула мои ноги, и я почувствовала себя абсолютно беспомощной. Как в детстве, когда я стягивала платье через голову, а оно застревало у меня на голове, и я не могла вытащить из него руки. Я начинала просто беситься, сходить с ума, рвалась, и часто заканчивалось тем, что я раздирала платье по шву, а потом со слезами садилась его зашивать. Теперь я вспомнила то детское ощущение, и волна бешенства накатила на меня. Я задергалась на стуле, пытаясь освободиться от скотча, но он держал намертво.

Плохо понимая, что делаю, я ругалась на Митрофанову последними словами, материлась, чтобы как-то дать выход взорвавшейся во мне от ощущения физической беспомощности психической энергии, но это не приносило мне облегчения. Неподвижность и скованность сводили меня с ума.

Митрофанова что-то говорила, но я не слышала ее за своими криками. Наконец она уловила момент и заклеила мне губы скотчем – мне осталось выражать свою ярость только невнятным мычанием.

Но теперь я слышала ее слова. И от этих слов надежды на спасение у меня не осталось.

– Пора расставаться, – ухмыльнулась Митрофанова. – Сейчас я выйду отсюда и займусь вашим воспитанником, госпожа Бойкова. Надеюсь, что он с удовольствием присоединится к вашей компании. Не думаю, что на то, чтобы уговорить его, мне потребуется больше тридцати секунд. Поэтому сувенир с часовым механизмом я заведу всего на одну минуту. Чтобы вы не томились долгим ожиданием своей смерти.

Она достала из сумочки какую-то железную коробочку с циферблатом, что-то на ней повернула и сказала:

– Прощайте!

Она поставила мину на стол между мной и Маринкой и шагнула к двери.

Рывком распахнув ее, Митрофанова осторожно выглянула и… никого, очевидно, не увидела.

Я понимала, что жить мне осталось секунд пятьдесят, но все же испытала облегчение от того, что она ошиблась и Ромка не ждет ее там с ножкой от стула.

Однако одно живое существо все же находилось за дверью и привлекло внимание Митрофановой.

Это была невесть откуда взявшаяся в приемной кошка. Большая полосатая кошка сидела на пути у Митрофановой и внимательно на нее смотрела.

– Щенок убежал, кошка осталась, – пробормотала Митрофанова и нагнулась, чтобы взять кошку на руки.

В этот момент из-за двери появился Ромка с занесенной над головой ножкой от стула. Он прицелился и обрушил свое оружие на затылок Митрофановой.

Я ожидала, что она сейчас поднимет голову и злобно засмеется, но Митрофанова упала вперед, лицом в пол, и осталась лежать без движения.

Все это я видела в проем двери, и сердце у меня бешено стучало. Надежда, с которой я уже совсем было распрощалась, появилась вновь. И самое для меня главное – появилась она в образе Ромки!

Ромка просунул голову в дверь над бездыханным телом Митрофановой и спросил:

– Оля! Как ты?

Увидев меня примотанной к стулу скотчем, Ромка нахмурился и, перешагнув через Митрофанову, вошел в кабинет, направляясь ко мне.

Мы с Маринкой обе замычали что было сил, глазами и головами показывая на стол, на котором зловеще тикал часовой механизм оставленной Митрофановой мины.

До взрыва было секунд десять, не больше.

Мгновение Ромка смотрел на меня, и я чувствовала, что в голове его происходит какой-то сложный мыслительный процесс.

Еще секунду он поворачивался, следуя указанию моего взгляда.

Две секунды он смотрел на мину.

Медленно, как мне показалось, очень медленно он пошел к столу. На шаг у него уходила секунда, а сделать нужно было три шага.

Мы с Маринкой дергались вместе со своими стульями, понимая, что взрыв произойдет уже сейчас, через мгновение, но Ромка-то этого не знает!

Он сделал три шага и был у стола.

Целую секунду он тянул руку к мине.

Взял ее.

И тут же, круто разворачиваясь в падении, швырнул ее в окно.

Взрыв, как я подумала, произошел от того, что мина ударилась о стекло. Но это было не так. Мина выбила оконное стекло и взорвалась уже на улице, примерно в метре от окна, в воздухе.

Это и спасло жизнь всем нам троим. В окно ворвался огненный вихрь, наполненный осколками стекла, и меня вместе со стулом швырнуло на пол. Я больно ударилась головой о письменный стол и потеряла сознание.

В себя я пришла от запаха нашатыря, который бил мне в ноздри.

Я открыла глаза и увидела Маринку, которая совала мне под нос ватку, смоченную противной пахучей жидкостью. Я поморщилась и закрутила головой.

– Живая! – завопила Маринка.