— Я понимаю, что непредвиденные. Я спрашиваю, какие.
— В… эту операцию… включились посторонние силы. С серьёзными возможностями.
— Так.
— Мы хотим закончить всё быстро.
— Так.
— Эрик Юрьевич, — жрец свёл брови в мучительной гримасе. — У нас лежат требования, подписанные министрами и… даже выше. Они не выполняются. Мы не мистики, этика-духовность и прочее — не наш профиль, мы государственное учреждение, у нас работа стоит.
Ящер дымил.
— Мы понимаем, что ваши технологии — экспериментальные. Но они работают и дают превосходный результат. Если хотите, вам пришлют официальную просьбу… самого высокого уровня. Я, откровенно говоря, не знаю, что можно предложить вам за помощь.
— Ничего, — не без удовольствия ответил Лаунхоффер. — Нет такого.
Даниль напрочь забыл о моделях и, навострив уши, притих за аркой, отгораживавшей демонстрационный котёл. Он испытывал жгучее любопытство: Ящер безусловно издевался, но Ящер был в хорошем настроении, поможет он нервному жрецу или нет, и чем поможет, и в чём? Чем дальше, тем интереснее. Сергиевскому уже хотелось знать историю в деталях.
Аннаэр подняла глаза от модели — и опустила. Она лишь ждала, чтобы Эрик Юрьевич поскорее закончил с нежеланным гостем и вернулся к проектам.
За её спиной зашевелилась темнота.
Эрдманн не обернулась, но Сергиевский с интересом уставился в широкую затенённую щель между двумя шкафами: там из тонкого мира проявлялся по какой-то надобности ещё один неописуемый экспонат. «Два!» — обрадовался Даниль, разглядев его: адский зверинец мало-помалу собирался.
Это была собака. Могучий кобель в шипастом ошейнике, похожий на нечистокровного добермана — слишком тяжёлый и крупный, без положенных породе рыжих пятен. Цокая по полу когтями, громадный чёрный пёс прошёл мимо аспирантов и направился к хозяину.
— Мьяу! — сказала Варька со стола.
Пёс молча воззрился на неё и два раза скупо двинул хвостом. Потом подобрался ближе к хозяину и аккуратно лёг напротив кресел в позе сфинкса.
— Это… — несмело начал жрец, убирая ноги подальше от собаки: вид у добермана был неласковый.
— Чего пришёл? — спросил пса Ящер. — Тебя не звали.
Пёс спрятал морду в лапах и заскулил. У него, в отличие от Варьки, не слишком хорошо получалось изображать домашнего любимца, и даже неискушённый гость заподозрил неладное.
— Эрик Юрьевич? — настороженно напомнил он.
Ящер достал вторую сигарету, но не закурил, а сломал и бросил в пепельницу.
— Охотника я вам не дам, — сообщил он. — Вы с ним не справитесь.
«Доберман — служебная порода», — подумал Даниль; впрочем, Ящера вряд ли волновали такие мелочи, он не любил собак.
— Но поисковая система работала автономно, — просительно сказал жрец. — Ею можно было управлять с помощью обычного диалога, как вы и сказали…
— Ищейка — мирная тварь. По большей части. А Охотник сделан по матрице Великого Пса… да, того самого, — издевательски добавил Лаунхоффер, заметив, как побледнел и напрягся жрец. — Я не рискну вручать его кому-либо в качестве рабочего инструмента.
— В-вероятно, — покладисто закивал гость, сражённый упоминанием жутчайшего из стихийных богов. — Но всё же…
С лица Даниля исчезла улыбка; только что ему было весело, и вдруг перестало. Сергиевский задался вопросом, зачем жрецам понадобился Охотник.
Зачем им Ищейка — это тоже вопрос. Живого человека ищут милицией, если реинкарнировался — идут к кармахирургам; розыск душ, сменивших тела, формально запрещён, но не строже, чем курение травки, если очень хочется, всегда можно устроить… Ищейка — система экспериментальная, функций у неё много, поиск, строго говоря — только побочная; её и Ищейкой-то зовут только для удобства… Ради чего идти на поклон к Ящеру?
Любопытно, не более.
Но Охотник — это серьёзно.
Во-первых, Даниль не представлял себе цели, для достижения которой нужно использовать мощную боевую систему, предназначенную для действий в тонком мире. Такой цели просто не существовало. Лаунхоффер — человек своеобразный, с него станется создать чудовище вообще без всякой цели, из чистой любви к искусству и экспериментаторского ража. «Сделай оружие, а уж применение ему найдут», — умозаключил Даниль и поёжился. Как-то неуютно становилось, и в особенности от того, что шло «во-вторых».
Во-вторых, стоило представить, как кого-то — кого угодно — травит адский зверинец, и тут точно можно было потерять сон и аппетит.
За этими мыслями следовала ещё одна, но её Даниль не успел додумать, потому что застывший в неподвижности под аккомпанемент несмелых жреческих речей Ящер внезапно запрокинул голову и уставился в потолок.
Собеседник невольно последовал его примеру.
Над ними через всю комнату тянулась длинная жердь, а на жерди сидела большая пёстрая птица. Жрец изменился в лице: он готов был руку дать на отсечение, что минуту назад никакого насеста и уж тем более птицы там не было.
…Даниль усмехнулся: «Три».
Всё же больше всего ему хотелось узнать, сколько у Ящера экспонатов.
Птица переступила мощными когтистыми лапами, забила крыльями и снялась с жерди. В тесной комнате летать было неловко, и она почти упала вниз; впилась когтями в подоконник, глянула на хозяина нептичьим сапфировым оком.