Хирургическое вмешательство - [30]

Тот помолчал. Он стоял на несколько ступенек ниже Вороны и потому лица их находились на одной высоте. Даниль подумал, что у них одинаково светлые глаза. Матерщинник Гена как-то сказал, что переглядываются Ящер с Вороной в точности как Штирлиц с женой; глаза у них и вправду были говорящие.

— Я здесь работаю, — насмотревшись на коллегу вдосталь, уведомил Лаунхоффер. — Иногда даже живу.

Ворона в волнении спрыгнула на ступеньку вниз.

— Ты же уехал.

— Я приехал обратно, — склонив голову, величественно изрёк он.

— А, — кивнула Алиса. — Даня-Аня, привет!

И ускакала вниз по лестнице. Эрик долго смотрел ей вслед, через лестничные пролёты, но она не обернулась.

Аспирантка Эрдманн стояла у стены истуканом.

— Пойдёмте, Анечка, — оборотившись к ней, сказал Ящер почти ласково. — Давно ждёте?

Та вздрогнула, хватанула ртом воздух и отчаянно заморгала.

— Эрик Юрьевич, я…

Он уже уходил, и ей пришлось почти бегом его догонять.

— Здравствуйте, Алиса Викторовна, — нежным шёпотом сказал Даниль вслед Вороне, прежде чем двинуться обратно во флигель.

Всё-таки приятно было на неё посмотреть.

Ящер вошёл.

Зрелище было почти мистическое, потому что с появлением хозяина лаборатория начинала жить собственной жизнью. Лаунхоффер, помимо многого другого, занимался моделированием тонких тел, и в процессе экспериментов населял пространство вокруг себя неописуемым количеством сущностей, самой безобидной из которых была душа его компьютера. Идею души Ящер почерпнул из «Понедельника» Стругацких, о чём неизменно вспоминал, будучи в добром расположении духа.

Даниль надеялся, что по крайней мере видеть способен весь выводок лаунхофферского полтергейста, потому что функциональность отдельных особей даже для аспиранта оставалась загадкой. О предназначении некоторых ему было страшно задумываться. С Аннаэр он на эту тему не заговаривал, именно потому, что та писала диссертацию о технике создания искусственных тонких тел и их применении в кармахирургии. Даниль подозревал, что Мрачная Девочка знает всё, и, превознося своего Эрика Юрьевича, расскажет что-нибудь такое, от чего вполне могут пропасть сон и аппетит.

Сам Даниль занимался динамикой сансары и тем был счастлив.

В отсутствие Лаунхоффера все искусственные сущности погружались в спячку, а теперь должны были мало-помалу просыпаться. Сергиевский заозирался. Он приходил сюда далеко не первый раз, но адского зверинца в полном составе так и не увидал.

Адским зверинцем среди студентов назывались лаунхофферские твари, которые умели проявляться в плотном мире. Ящер не возражал: твари отчасти и были шуткой мастера для искушённых учеников. В каждом уважающем себя вузе живёт собственный фольклор, фольклор МГИТТ всего лишь имел особенный привкус.

Ящер выдвинул кресло и сел, привычно сощурившись на мониторы. За ним в оставшуюся полуоткрытой дверь прошла большая белая кошка и беззастенчиво вспрыгнула на хозяйский стол.

— А, Варька, — приветливо сказал Ящер. — Вернулась?

Кошка напоминала ангорскую, но величиной была едва ли не с мейн-куна. Она со скептическим видом оглядела лабораторию и томно зевнула, широко распахнув розовую пасть. Клыки у неё тоже были немаленькие.

«Раз», — подумал Даниль и сказал:

— Добрый вечер, Эрик Юрьевич.

— Исключительно.

Кошка Варька млела и слабела в лапах: хозяин небрежно почёсывал её за ухом. Жёсткое излучение ауры Лаунхоффера распространялось по комнате, как медленный свет, тонкий план противоестественно смешивался с плотным, и оживало всё, даже то, чему физически невозможно было ожить.

— Как прошла конференция?

— Аня, запускай модель, — напомнил той Ящер и пожал одним плечом. — Конференция? Мимо.

Он всегда так разговаривал, и не потому, что был невежлив или рассеян: Лаунхоффер имел обыкновение думать две или три мысли одновременно, но высказывать мысли одновременно не получалось, и возникала некоторая путаница.

— Я даже не требую от вас знакомства с материалами, — не отрывая взгляда от мониторов, говорил он. На мониторах отображалось состояние тонкого плана над демонстрационным котлом, почему-то дважды дублированное. — Андрею Анатольевичу надо что-то делать.

— Андрею Анатольевичу?

— Международный уровень, — сказал Ящер. — Кто ему сказал, что нам нужен международный уровень? Бессмысленная трата времени.

Кошка согласно мяукнула.

— Требования официоза… — осторожно предположил Даниль. О коренных разногласиях Лаунхоффера с ректором знал весь институт.

— А я здесь при чём? — изумился Ящер. — Почему я должен куда-то ездить, переписывать языковую матрицу и кого-то чему-то учить?

— Вы же профессор, — улыбался аспирант. Он ещё во время встречи с Вороной понял, что Эрик Юрьевич сегодня настроен легкомысленно, и только мучился вопросом, по-хорошему легкомысленно или по-плохому. Выяснилось, что по-хорошему, а значит, ничего страшного не случится.

— Учить вообще не надо. — Лаунхоффер, наконец, оторвался от экранов, пригладил ладонью седеющие светлые волосы и облокотился о стол. — Умный человек посмотрит и сам всему научится. Дурака учить — только портить. Анечка!

— Эрик Юрьевич… — вымолвила та.

— Сбавьте, пожалуйста, на четырнадцатом меридиане, там накопление пошло. Хорошо. Я вижу, вы всё исправили, что я просил.