Хирург - [46]

— Скорее всего, буду раньше, — он вынул из третьей ячейки диск: не тот, из четвёртой: вот он. — Как управлюсь, сами понимаете, — коробка стала на место под столом.

— Спасибо, Эдик! По гроб жизни обязана буду!

«По гроб — не надо. Живите долго, Валентина Осиповна, вы хороший специалист». Допив кофе, он взял с собой денег, чтобы пообедать в столовой. На улице навалилась тоска, чернильным облаком окутала неизбежность. Что это? Откуда? Как будто он сейчас теряет что-то дорогое, понимает, что ещё не поздно спасти… но где искать, что спасать? Неужели Оленьке стало хуже?

Он нёсся к ней, нарушая правила, сигналил неловким водителям. Домчав, взбежал на второй этаж, ворвался в её палату. Девушка полусидела в кровати, остекленевшие глаза смотрели в потолок, точнее, сквозь потолок, в заоблачные дали, где всё не так, где нет боли и отчаяния.

— Доброе утро, Ольга, — сказал он — взгляд девушки тотчас ожил, стал осмысленным. — Скучно тебе?

Она дважды моргнула и закатила глаза. С ней всё хорошо — груз свалился с плеч.

— Верю. С ума сойти можно. У меня добрые вести: у тебя разрешили оставить это, — он поставил на тумбочку ноутбук. — Будешь смотреть фильмы.

В родное отделение Хирург прибыл в начале одиннадцатого, несказанно обрадовав Аверину.

— Как ваша дочь? — поинтересовался он в ординаторской, надевая халат.

— Ой, — Осиповна всплеснула руками, размахивая чепцом, как флагом. — Схватки. Хочу с ней, девочкой моей, рядом быть. Мне ж пятьдесят восемь, и первый внук. Спасибо тебе, Эдик, за понимание! Завтра выйду вместо тебя.

— Плановых операций сколько?

— Три. Я с Борисом договорилась. На срочных подстрахуешь?

— Конечно. Вместо меня выходить не надо. Мои больные… это мои больные. Вы только на ночь меня смените, хорошо? В семь-восемь вечера.

Осиповна замерла, обдумала предложение и кивнула.

День выдался спокойный. Пациент был только один: альпинист с разрывом селезёнки. Операция закончилась в начале восьмого, к этому времени счастливая Осиповна уже ждала в ординаторской.

— Мальчик, — сложив руки на груди, расплылась в улыбке она. — Олежеком назвали.

— Мои поздравления, — Хирург включил телефон, сразу же пришёл отчёт о звонке от Полковника.

— Три восемьсот! Пятьдесят четыре сантиметра!

— Богатырь будет, — сказал он и вышел в коридор, набрал Полковника: гудки, гудки, гудки — без ответа.

Странно, обещал ведь позвонить, он всегда слово держит. Стоит ли волноваться? Мало ли, что случилось: совещание, приём. Как освободится, наберёт.

Ни в девять, ни в десять вечера Полковник не дал о себе знать. Несколько раз Хирург набирал его, но ответа не было. Что это значит? У него украли телефон? Или телефон остался в машине? Что так, что эдак — бред: Полковник никогда не был безрассудным. Значит, срочная командировка… всё равно не вяжется. Не в силах думать ни о чём другом, Хирург позвонил ему домой. Ответил взволнованный женский голос:

— А-алло?

— Мариночка? Это Лыков. Вадим дома?

— Нет его. Должен был три часа назад вернуться, — затараторила женщина. — Нет и нет, на звонки не отвечает, не предупредил, что задерживается. Не знаю, что и думать.

— Не волнуйтесь вы так, сами знаете, какая у него служба: вдруг дело срочное или ещё что. Всякое в жизни бывает. Когда вернётся, скажите, чтобы перезвонил мне.

Попрощавшись, он с минуту простоял, опершись о стену. В голове крутились собственные слова: «Всякое в жизни бывает». Неужели случилось непоправимое? У капитана милиции могут быть самые неожиданные враги. Не исключено, что он просто устал и решил «выпасть» из жизни. На него это не похоже, но всё бывает в первый раз. Постоянная тревога любые нервы расшатает.

Ни ночью, ни утром Полковник так и не перезвонил. Навестив Оленьку и порадовавшись её успехам, Хирург отправился на дежурство и решил ещё раз набрать Полковника. Гудки, гудки… щелчок. Трубку сняли.

— Алло, — проговорила Марина бесцветным голосом. — Эд? Вадик не сможет тебе перезвонить, — всхлип. — Никогда уже не сможет. Убили его.

— Как — убили?

— В гараже, — всхлип. — Выстрел в голову.

Асоциальный элемент

У каждого свой ад, думала Ольга, разглядывая переплетение трещинок на потолке. Они всё время на виду. Их очень легко было бы нарисовать по памяти, если бы пальцы держали карандаш. Это мой ад: белая коробка с прорезями окон, за одной стеной причитания и стоны, а за другой — жизнь.

Каждое утро одно и то же. Первыми просыпаются меланхолики-троллейбусы, цепляются рогами за провода, начинают стрекотать, стонать и жаловаться, что ещё солнце не взошло, пустынно и холодно, но приходится с пустым брюхом ползти с горки на горку, с горки на горку. Есть в ранних троллейбусах что-то романтическое, с лёгким налётом ностальгии.

Неважно, сколько тебе лет: ностальгия вне возраста. Заходишь в пустой троллейбус, садишься и замираешь, и смотришь, как неторопливо проплывают деревья, машины, нахохлившиеся прохожие. Они там, а ты здесь, в своём маленьком мире, за пределами которого всё относительно.

Теория относительности… физика. Какой это класс? В школе физика не шла вообще. Физюля — слегка растерянная моль с одуванчиком вместо причёски — заупокойным голосом вещала у доски и частенько путалась, решая задачи. Что «прямо пропорционально» это прямая зависимость, Ольга узнала у Гугла. Гугл объяснил по-русски, что гравитация обусловлена деформацией пространства-времени, которая связана с присутствием массы-энергии. Всё понятно, кроме «деформации пространства-времени», до сих пор не удаётся уложить это в своей гуманитарной голове.