Хирург - [26]

— Здравствуй, деточка, — прощебетала она. — Я тебе покушать принесла.

В руках она держала бутылку с мутной жидкостью и коричневую трубку.

Что-то изменилось. Мир накренился. Секундой позже Ольга сообразила, что её посадили, и голова легла на плечо. Санитарка подняла голову за подбородок, медсестра до середины всунула трубку в рот, налила жидкость в расширение на конце трубки.

«Теперь я так ем», — горько подумала Ольга.

От перемены положения тела проснулась боль.

«Хотя бы они догадались зашторить окно».

Не догадались. Хорошо, хоть сидеть не оставили — установили кровать полулёжа. Часом спустя Гульнара уколола морфий, и мир погрузился в блаженство. Приходили какие-то люди — врач с чёрными усами и женщина. Потом ещё кто-то приходил, сгибал — разгибал руки и ноги. Реальность так изменилась, что Ольга не могла сказать с уверенностью, спит она или нет. Возможно, они просто снились.

Постепенно действие наркотика ослабло. Теперь мир выглядел ещё мрачней, а положение — ещё безнадёжней. Скорбные мысли шли вереницей, как скованные цепью каторжники. Жизнь походила на пытку. Это ведь наказание — лежать и молча смотреть в одну точку. Только вот, наказание — за что? За отчима? Неужели правильнее было расставить ножки и терпеть? Или за то, что так и не смогла простить мать?..

— Привет.

Какой знакомый голос — низкий, бархатный. Ольга скосила глаза и увидела Эдуарда. Сердце наполнилось радостью.

— Не буду спрашивать, как самочувствие. Знаю, что пока плохо. Я принёс тебе подарок, — он подошёл так, чтобы его было лучше видно, достал из пакета плеер с наушниками. — Можно слушать аудиокниги, можно — музыку. Ты видела Гулю? Это медсестра из процедурного кабинета, она работает каждый день. Я попросил, чтобы она за тобой присматривала. Теперь несколько слов о твоей болезни, чтобы ты не отчаивалась. Когда порежешься, кожа вокруг раны красная и припухшая. Через два-три дня отёк спадает, и проходит боль. У тебя очень серьёзная травма — воспаление ещё держится. Давление внутри головы повышено, отёчные ткани давят на мозг, и многие функции просто выключены. Не беспокойся, они восстановятся, нужно только подождать.

«Как он складно и убедительно говорит!» — думала Ольга. Его слова исцеляли, ложились холодными компрессами на больные места.

— Тут милиция пороги обивает, — продолжил Эдуард.

Ольга заморгала, свела брови у переносицы, вызывая его на диалог.

— Ты хочешь, чтобы я их пригласил? Нет. Не хочешь их видеть? Не хочешь, чтобы виновного нашли? Хочешь? Непонятно. У тебя что, проблемы с милицией?

Девушка моргнула дважды и опустила ресницы.

— Ну, ты даёшь! И что, твоя провинность так серьёзна? Да. Ладно, расскажешь, когда сможешь. Если захочешь, конечно. Вижу, ты не жалуешь милицию. Наверное, в том, что было, отчасти их вина.

«Прямо телепат», — подумала девушка и ответила.

— Тогда я скажу, что ты забыла прошлое. Не беспокойся — они только рады будут дело закрыть.

«Всё равно менты отпустят бычару, у него денег много. Когда выяснится, что я отчима подрезала, меня же виноватой сделают». При мыслях о Вано навернулись слёзы бессильной ярости.

— Одну проблему решили. Оказывается, ты опасный человек, — в голосе Эдуарда проскользнула ирония.

«Интересно, кто он такой, и какой ему резон мне помогать?»

— Ты местная? — спросил гость, присел на край койки. — Не местная. Теперь понятно, почему тебя родственники не хватились. Сообщить им? Нет? Странно.

«А вдруг он мент переодетый? А я всё выболтала», — отругала себя она.

— Ты из этой страны?

Ольга не мигала и смотрела с вызовом.

— Чего испугалась? Не выдам я тебя. Я врач из соседнего отделения.

«Вот я балда! Он же всех медсестёр знает и гоняет их». От сердца отлегло.

До слуха снова донеслось мычание. Ольга подняла брови и указала глазами в сторону, откуда доносился звук.

— Это грустная история, — ответил Эдуард. — Богатый человек, в прошлом бандит. Орёл фамилия. Дотаскался по девкам — инсульт случился. Вот лежит никому ненужный и мычит — говорить пытается. Ему всего сорок четыре.

Хотя обычно Ольга презирала таких людей, в Орле видела брата по несчастью, и жалела. Единственным, кого она считала достойным такого наказания, был Вано.

— Что задумалась? Жалко? Он отойдёт, правда, говорить будет невнятно. И снова — девки, бани, казино. Пустой человек всегда пытается заполнить пустоту побрякушками.

«Интересно, мой отец тоже от меня отрёкся или мать запретила ему со мной видеться? Глупости. Разве можно запретить взрослому человеку? Если бы отец вот так мучился, я бы всё равно пришла. Интересно, а он, отец, пришёл бы, если бы ему сказали, что его дочь так плоха? А мать?» Ольга взглянула на Эда и позавидовала его детям. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он говорил. Всё равно что, лишь бы не оставаться одной.

— Тебе, наверное, интересно, что сегодня двадцать пятое мая, — нарушил молчание Эдуард.

«Трое суток беспамятства и вчерашний день», подумала Ольга отстранённо и увидела входящую в палату медсестру — прямую противоположность Гули.

— Это Алла. Она делает перевязки. — Эд встал с койки, пожал холодную Ольгину руку. — Мне пора уходить.

«А как же книги? Музыка?» Ольга отыскала глазами плеер. Такая скорбь отразилась на её лице, что Эдуард замешкался у выхода и вернулся.