Хиросима - [34]

Зеленые сосны, журавли и черепахи…

Расскажите о своих трудных временах

И посмейтесь дважды.

Взрыв произошел четыре десятилетия назад. Каким далеким он казался!

В тот день ярко светило солнце. Ритмичные шаги и постоянное воздевание рук в течение нескольких часов подряд утомляли. В середине дня Накамура-сан вдруг почувствовала дурноту. В следующий миг ее подняли и, к ее великому смущению и несмотря на просьбы оставить ее в покое, отнесли в карету скорой помощи. В больнице она сказала, что с ней все в порядке и все, чего она хочет, — это вернуться домой. Ей разрешили уйти.

Теруфуми Сасаки

Доктора Теруфуми Сасаки все еще терзали воспоминания о чудовищных днях и ночах после взрыва — попытки оставить их позади станут делом его жизни. Помимо обязанностей хирурга-интерна в госпитале Красного Креста каждый четверг он вынужден был проводить в другом конце города в Университете Хиросимы, где понемногу завершал работу над докторской диссертацией по туберкулезному аппендициту. По заведенным в Японии правилам ему разрешили начать практику сразу после получения медицинского образования. Большинству молодых интернов требовалось еще пять лет обучения, чтобы получить докторскую степень; доктору Сасаки по разным причинам потребовалось десять.

Весь этот год он ездил на работу из маленького городка Мукаихары, где жила его мать; дорога занимала около часа. У его семьи были деньги — и, действительно, с годами он (как и многие другие японские врачи) выяснил, что самым действенным лекарством от любой болезни будут деньги или кредит, причем чем больше доза, тем лучше. Его дед был землевладельцем и приобрел обширные горные участки ценных лесов. Его покойный отец, тоже врач, хорошо зарабатывал в частной клинике. Когда после бомбежки наступило смутное время голода и преступности, воры проникли в два защищенных хранилища рядом с домом его матери и вынесли множество фамильных реликвий, в том числе лаковую шкатулку, подаренную деду доктора Сасаки самим императором, старинный футляр для кистей и брусков туши, а также классическое полотно с тигром — оно одно стоило десять миллионов иен, или более 25 тысяч долларов.

Его брак складывался хорошо. Он мог позволить себе быть разборчивым. В Мукаихаре было немного столь же достойных молодых людей, и многочисленные профессиональные сваты закидывали удочки. На некоторые он клюнул. Отец одной из предложенных невест принял его агента и ответил отказом. Возможно, это было связано с тем, что доктор Сасаки имел репутацию бабника — «мартовского кота», как говорили некоторые, — когда был моложе; кроме того, отец мог знать, что доктор нелегально лечил пациентов в Мукаихаре вечерами после смены в госпитале Красного Креста. А может, отец девушки просто чересчур осторожничал. О нем говорили, что он не только следовал японской поговорке «Проверяй ржавый мост прежде, чем на него ступишь», но и не наступал на него даже после проверки. Доктор Сасаки, никогда в жизни не испытывавший подобной неудачи, решил, что именно эта девушка ему и нужна, и с помощью двух настойчивых посредников в конце концов покорил настороженного родителя. Теперь, после всего лишь нескольких месяцев брака, он быстро стал понимать, что его жена куда мудрее и разумнее него самого.

В должности хирурга госпиталя Красного Креста доктор Сасаки следующие пять лет в основном занимался удалением келоидных рубцов — безобразных, уродливых, толстых, зудящих, упругих, медно-красных крабообразных наростов, которые часто образовывались поверх сильных ожогов, полученных хибакуся, в особенности теми, кто подвергся влиянию сильного температурного воздействия бомбы в радиусе двух километров. Имея дело с келоидами, доктор Сасаки и его коллеги словно блуждали в тумане, потому что у них на руках не было сколько-нибудь надежной литературы. Они обнаружили, что выпуклые рубцы часто возвращаются и после удаления. Иные, если оставить их без внимания, оказывались заражены инфекциями, а другие вызывали напряжение в нижележащих мышцах. В конце концов он и его коллеги неохотно пришли к выводу, что многие из этих келоидов им вообще не следовало оперировать. Нередко шрамы самопроизвольно усыхали со временем, и тогда их было легче удалить или оставить в покое.

В 1951 году доктор Сасаки решил бросить работу в больнице с ее ужасными воспоминаниями и устроить частную клинику в Мукаихаре, как это сделал его отец. Он был честолюбив. У него был старший брат, и, согласно обычаям семей врачей в Японии, тому завещалось дело отца — второму сыну предстояло самостоятельно проложить себе дорогу; и в 1939 году, побуждаемый пропагандой того времени — поиском счастья в обширных неосвоенных районах Китая, Теруфуми Сасаки отправился туда и поступил в Японский восточный медицинский университет в Циндао. Он окончил его и вернулся в Хиросиму незадолго до бомбардировки. Брат погиб на войне, так что путь оказался свободен — появилась возможность не только начать практику в городе своего отца, но и покинуть Хиросиму и, по сути, перестать быть хибакуся. В течение четырех десятилетий он ни с кем не говорил о первых часах и днях после взрыва.