Хинельские походы - [96]

Требуя внимания, Инчин поднял над головой гитару и объявил:

— Живая газета, или попурри из партизанских напевов!

Он прошелся всеми пальцами по струнам и запел приглушенным душевным тенорком:

Наши пушки на опушке

Бьют полки германские.

Пропоем мы вам частушки

Наши партизанские.

Сачко, комично сложив руки на животе, завел глаза под лоб и, весь сморщившись, пропел тонким, похожим на женский, голосом:

Вот мы слышим чудеса

Из фашистской сводки:

Немцы сбили в небесах

Три подводных лодки!

Партизаны ответили на куплет дружным хохотом, а Сачко и Инчин уже на два голоса затянули под аккомпанемент гитары припевку:

Понапрасну, Гитлер, ходишь,

Понапрасну танки бьешь:

Ленинград не завоюешь,

Сталинград не заберешь.

Чередуясь один с другим, лейтенанты исполнили еще несколько злободневных частушек:

У бурмистра-холуя

Туша вроде бугая,

Морда очень важная,

Да душа продажная.

На горе собаки брешут,

Черные, лохматые.

Нас в Германию увозят

Звери требухатые.

Инчин и Сачко передохнули, а все слушатели поугрюмели, улыбка сбежала с их лица: короткая частушка сказала о том, что может случиться с женой, сестрой и невестой каждого партизана… Инчин снова тронул струны гитары, и Сачко пел уже слова гнева к мести:

Ты не жди, фашист, пощады

За грабеж и за разбой:

Пулеметом и гранатой

Рассчитаемся с тобой!

— Факт! Глотку перекусим гадюкам! — гневно комментировали партизаны, сжимая кулаки и винтовки.

Концовка выступления лейтенанта была шутливо-легкой. Пели на мотив «Коробушки».

Пойду, выйду в ночь глубокую

В роще елок и берез.

С партизанкой черноокою

Пустим поезд под откос.

И все слушатели, слоено сговорившись, подхватили частушку и хором пропели:

С партизанкой черноокою

Пустим поезд под откос!

— Исполняю последний куплет, — оборвал Сачко и запел:

Партизанская тропинка

Не бывает узкая,

Сколько, Гитлер, ни воюй —

Победа будет русская!

После Инчина и Сачко выступила Нина, Она с подлинным чувством исполнила старинную русскую песню на слова Кольцова — «Не шуми ты, рожь, спелым колосом».

В немой тишине звучал ее высокий чистый голос. Инчин, перебирая струны, вторил ей глухим тенором. Слова песни вливались в души зачарованных слушателей.

И те ясные

Очи стухнули,

Спит могильным сном

Душа девица.

Разведчик Козеха смахнул с ресниц непрошеную слезу и, оглушительно хлопая ладонью о ладонь, самозабвенно требовал повторить, чтобы «душа выплакалась».

Нина еще раз спела эту песню и закончила свое выступление шуточно переделанной:

Позарастали стежки-дорожки,

Где проходили фрицевы ножки,

Позарастали мохом, травою, —

Там поплатился фриц головою.

Специальное отделение концерта составили эрзянские[3] песни. Мордвины — высокий брюнет Калганов и блондин Дмитриев — под аккомпанемент Инчина исполнили «Песню о Сталине» и «Песню матери».

В заключение Инчин объявил, что он продекламирует «Песню партизан восемьсот двенадцатого года» в обработке конников Гусака:

Вкушает враг беспечный сон,

Но мы не спим, мы надзираем, —

И на фашистский гарнизон,

Как снег внезапный, налетаем!

Свершив набег, мы в лес густой

С трофеем добытым уходим

И там, за сводкой фронтовой,

Минуты отдыха проводим.

С зарей оставим свой ночлег,

С зарей опять с врагами встреча,

За Родину, вперед, в набег! —

Опять отчаянная сеча…

Самодеятельный концерт был окончен. Партизаны расходились неохотно. Я, Анисименко и Инчин (он выполнял обязанности начальника штаба) засели за оперативную работу.

Три десятка мелких боевых групп в составе трех-четырех человек должны были действовать в окрестностях Эсмани, в Ямпольском и Хомутовском районах, на Севско-Глуховском шляху. Мы решили нанести первый наш удар по административному аппарату оккупантов. Лучшие бойцы и командиры уходили из Хинельского леса в степь, чтобы действовать в одиночку, выслеживать в селе или в поле тех, кто был опорой ненавистного «нового порядка».

Двое суток мы потратили на то, чтобы поставить перед каждой группой боевую, конкретную задачу, указать маршрут движения, проинструктировать, как действовать в различных условиях встречи с врагом.

С наступлением вечера группы одна за другой отправлялись на опасное задание. Высокие хлеба́, стоявшие на полях, хорошо укрывали от глаз противника. Рассеявшись на полях и в кустарниках вблизи дорог, боевые группы должны были терпеливо ждать или выискивать предателей, гитлеровских чиновников и одиночных солдат и ликвидировать их на месте. Они обязаны были также в ночное время уничтожать мосты, проволочную связь, распространять наши листовки, разрушать молочные пункты, молотильные агрегаты, тракторы, двигатели, комбайны, захватывать документы в сельских управах — и оставаться неуловимыми для противника. По выполнении задания каждая группа должна была возвратиться к одному из наблюдательных постов на опушке Хинельского леса и с помощью наблюдателей найти отряд, который постоянно менял стоянку во избежание внезапного нападения на лагерь. Мы ввели правило — не стоять на одном месте более одних суток.

Разведчики, связные и возвращающиеся с задания партизаны должны были выходить на открытое условное место днем или рано утром и ждать, пока за ними не придут с наблюдательного поста, скрытого на лесной опушке. Наблюдателей мы выставляли в лесокомбинате, вблизи винокуренного завода и у руин дома лесника, против села Хвощевки.