Хинельские походы - [72]

Действительно, на всей этой дороге стоял лишь один разбитый грузовик — походная типография какой-то части. По-видимому, прошлой осенью, когда здесь отбивались от наступавшего противника части 13 армии, походная типография была опрокинута бомбой и с тех пор осталась на этой глухой просеке, усыпанной свинцовыми блестками шрифта и деталями машины.

— Как же это так, Петро? — И я начал шарить вокруг машины карманным прожектором.

— Надо думать, унес ее кто-нибудь, — неуверенно произнес Гусаков.

— Допускаю… Но может быть и другое, — сказал я, поднимая маленькую латунную гильзу. — Достань, Петро, подарочек. Не от него ли вот эта гильза?

— Точная копия! Сиреневый капсюль. Она, товарищ капитан, — подтвердил Коршок.

Сомнения не оставалось: местом не ошиблись… И я продолжал ощупывать фонарем землю, пока не увидел еще одну находку: среди рассыпанного типографского шрифта, уже покрывшегося от времени темноватым налетом окиси, лежал легкий синий шарф. Казалось, его только что сняли с головы Елены.

Осмотрев шарф, я заметил, что полушерстяная ткань слегка разорвана в одном месте и опалена.

— Как же это ты стрелял? — спросил я Гусакова, показывая косынку.

— Погано зроблено, товарищ капитан, — признавался он виновато. — Не спец я по такому делу…

— Словом, была оглушена и, отлежавшись, убежала…

— Значит, посчастливилось ей, товарищ капитан, — заметил Коршок.

— Вот если бы клинком, да не бабу, — пытался оправдаться Петро.

Я не ругал Гусакова. Задача расправиться со шпионкой «на тихую», из непроверенного оружия оказалась не столь простою.

Колонна уходила вдоль топких берегов реки Ивотки. За день мы прошли не менее тридцати километров, прокладывая узкие тропы через заболоченные трущобы. Несколько раз переходили реку Ивотку, перебросив через нее жиденькие кладки и поддерживая равновесие длинными жердями.

В зыбких болотах мы вязли до пояса. Мучила жажда, пили прямо из лесных ям темно-бурую жижу, от которой еще больше пересыхало во рту и горело в глотке.

— Щемит, как после чарки дубняка! — заметил Инчин, отрываясь от черного настоя.

— Хо-хо!.. Зато не только сверху, но и с утробы дубовым и просмоленным сделаешься! — шутил неунывающий Сачко. — Так что, хлопцы, кто на желудок слаб, рекомендую: отлично действует, з-закреп-ляет!

— А за это, товарищ комвзвода, не беспокойтесь, немае з чого, — отвечали ему партизаны.

— Как это немае? Пять ведер воды заменяют одно яйцо, пятьдесят — десяток, а принимая во внимание, что в воде миллиарды инфузорий, можно выпить и меньше, — балагурил Инчин.

— А что это такое — инфузории? — спрашивал Баранников.

— Живые питательные вещества, Коля, — отвечал Инчин, — не всегда удобоваримые, но соображай сам: гвозди и те у партизан в желудке сварятся…

Противник в лесной глуши не показывался и, если не считать многочисленных приключений на болотах и кладках, необычайного напряжения всех наших сил, а также трудностей с переносом раненых, то все шло хорошо.

Нелегко было Нине и Ане. Обутые в большие сапоги, они с трудом шагали за мужчинами. Они несли санитарные сумки, наполненные, помимо медикаментов, еще и бутылками с чистой водой, продовольствием для раненых, и свое оружие с патронами. Когда стемнело, мы остановились на песчаных буграх среди высоких сосен. Собрав в кучу лежавшие всюду толстым слоем рыжие сосновые иглы, мы соорудили себе постели и улеглись спать.

Двести патронов, оружие, болотистый путь, проделанный пешком, вымотали силы у каждого. Многие в дороге бросили кожухи и другую зимнюю одежду, чтобы облегчить ношу.

— Перехожу на летнюю форму! — шутили при этом те, кого покидали силы и кто оставлял в кустах теплые вещи.

Я был одет в свой неизменный плащ, сшитый из голубого брезента, содранного на Севском шляху с автомобиля. Помимо патронов, оружия и полевой сумки — этой командирской лаборатории, я не расставался с гранатой, которую носил в кармане, и с вещевым мешком.

Я прикрыл мое хвойное ложе простыней и, раздевшись, улегся под могучей сосной. Фомич, хотя и находился в другой группе и чувствовал себя плохо, все же, услышав о моем приготовлении ко сну, пришел с вопросом:

— И вы не боитесь в такой обстановке раздеваться до белья?

— А что, Фомич? — ответил я, — Неужели двести моих парней не продержатся трех минут, пока я оденусь? Ну, ребята, допустите ли вы, чтобы я бежал за вами в подштанниках?

Раздался дружный взрыв хохота. Бойцы давно уже так не смеялись…

— И вообще, Фомич, к черту на себя страх нагонять. У нас боевой народ. Переходите в нашу группу. Если умирать, так все вместе! По-людски! Как воинам положено. Так, товарищи?

— Верно! — И секретарь райкома на этот раз устроился в первой группе.

В течение ночи разведка установила, что опасность не миновала, хотя Хинельские леса остались далеко на востоке. Мы узнали, что с Ямполя на Михайловский Хутор по лесным дорогам передвигаются немцы и полицейские патрули. Гитлеровцы стояли в Марчихиной Буде, в Неплюеве, в Михайловском и во всех селах вдоль лесных опушек. Под угрозой расстрела они запретили местным жителям передвигаться между селами и появляться в лесу. Это затрудняло нашу разведку и не давало возможности заполучить знающих проводников.