Хинельские походы - [32]

Покровский обратился ко мне с просьбой обменяться снарядами. Оказалось, что он захватил у немцев большое количество снарядов, но не имел немецкой пушки. У меня много было русских и очень мало немецких снарядов. Порешили на том, что я передам немецкую пушку Покровскому, а он даст мне русскую.

На следующий день после отъезда Покровского в лесокомбинат приехал другой видный руководитель партизан.

Придя утром к Фомичу, я застал у него высокого, лет под сорок, человека. Бледное, продолговатое лицо с длинным, чуть сгорбленным носом, сильным подбородком, строгая сдержанность в манерах делали этого человека заметным и отличали от других.

— Сабуров, — сказал он, подавая мне руку.

— Командир отряда, — добавил Фомич, — он только что из Брянского леса.

Сабуров прибыл к нам для установления связи. Из его скупых сообщений мы узнали, однако, очень многое.

— Имею хорошо вооруженный отряд, — говорил Сабуров, — организовал в двадцати деревнях самооборону. Районный центр Суземка, как и весь район, от гитлеровцев свободен. Брянский лес в этом районе для немцев недоступен.

Сабуров помолчал, раздумывая, а потом тихо добавил:

— Имею радиостанцию и постоянную связь с центром, с Москвою…

Последнее сообщение подействовало на нас сильнее всего. Мы мечтали о том, чтобы установить связь с Большой землей, и не могли себе в то время представить, что где-то вблизи есть партизаны, ежедневно связанные со столицей. Это казалось тогда настолько необычайным и замечательным, что Сабуров сразу вырос в наших глазах. Однако Фомич не терялся. Ему также было чем блеснуть перед столь необыкновенным гостем. Развернув карту, он начал говорить:

— Мы занимаем, — Фомич ткнул карандашом в карту, — Эсмань и Хомутовку. Наши силы: два Ворошиловских отряда, отряд Красняка, Севский, всего до двух тысяч, хомутовцы уже имеют до двух сотен партизан, а мой Эсманский состоит из трех групп, каждая по две сотни… Успехи налицо: мы блокировали Севск, Ямполь и Середино-Буду. Наши отряды контролируют по крайней мере половину Глуховского, Льговского и Канышевского районов. Подступы к Хинельским лесам, — продолжал Фомич, водя карандашом по карте, — оберегают тысячи партизан. Я прошу вас, — повернулся он к Сабурову, — сообщить об этом в Москву, Центральному Комитету партии.

Справляясь со своей картой, Сабуров делал на ней пометки, записывал фамилии командиров.

В тот же день он уехал, сказав, что отряд его в настоящее время находится в глубине Брянского леса, севернее Суземки. Сведения, полученные от Сабурова, имели для нас большую ценность, — они раздвинули наш горизонт еще на сотню километров. Отрадно было сознавать, что и у нас, партизан, имеется нечто вроде тыла, в виде партизанского края в крупных лесных массивах.

— Силы наши растут, — выражая волновавшие всех нас чувства, сказал я Фомичу, когда мы распрощались с Сабуровым.

— Да, это — начало массового партизанского движения, к которому призывает нас ЦК партии, — сказал Фомич, и глаза его молодо загорелись.

— Необходимо еще больше усилить партийную работу среди населения, неустанно поднимать людей на вооруженную борьбу, ликвидировать опорные пункты врага в Глухове и в Севске, расширить наш край на юг. Мы сможем и должны создать партизанский фронт от Конотопа до Брянска?

Фомич взволнованно шагал по комнате, развивая свой замысел, и я видел, что именно об этом он говорил с теми, кто приходил к нему тайно на лесокомбинат в течение всего февраля.

Фомич посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— И вот, Михаил Иванович, пришла мне в голову такая идея — как вы на это посмотрите? Нам необходимо создать объединенный штаб. Он возглавит и соединит разрозненные усилия партизан и решит задачу борьбы с немецкими гарнизонами. Что вы скажете об этом, Михаил Иванович? Говорите то, что думаете.

Нам никто не мешал, и мы могли говорить о самом сокровенном.

— Фомич, — сказал я, — по всему видно, что ваши связи с подпольным обкомом, с ЦК Украины оборваны… Мне кажется, что вам нужно взять на себя руководство подпольем не только в своем и в соседних районах, но и всей области. Что же касается меня, то не пора ли мне формировать полк, а может быть, и дивизию?

— Оно верно, — согласился Фомич, — но как созвать партийную конференцию? У меня нет связей с подпольем южных и центральных районов. Я мучительно их ищу и кое-что уже знаю. Но этого слишком мало. Быть же самозваным секретарем обкома я не могу, не имею права… Пока что мы создадим объединенный штаб. Я хотел бы заручиться вашим согласием быть начальником такого штаба, а командиром хочу просить товарища Гудзенко. Согласны ли вы?

Я принял это предложение с условием не оставлять командование своей группой и выполнять обязанности начальника штаба по совместительству.

Через несколько дней Фомич провел совещание командиров, комиссаров и начальников штабов всех отрядов. Председательствовал сам Фомич. На совещании было решено объединить отряды и избрать командование в составе Гудзенко и Фомича. Я был избран начальником штаба.

«Объединенный штаб партизанских отрядов зоны Хинельских лесов» — так стал именоваться этот орган управления отрядами. Разведка, изучение добытых о противнике сведений, ежедневная рассылка разведсводок по отрядам, служба застав, организация и содержание госпиталя для раненых и больных партизан, наконец, координация боевых действий всех партизанских отрядов, как существующих, так и вновь возникающих, — такова была задача штаба.