Хинельские походы - [3]

Но все оказалось сложнее, чем мы предполагали. Под Москвой и Тулой фашисты наткнулись на непреодолимое сопротивление наших войск. Там перемалывали их солдат так быстро, что командование не успевало подвозить пополнение. Наконец, их армии были наголову разбиты и отброшены мощным контрударом советских войск на сотни километров. Во избежание катастрофы немецкое командование поспешило перейти к позиционной обороне, усилило бдительность в тылах и на фронте, ввело свирепые законы, запрещающие передвижение жителей от одного села к другому. А тут наступила зима, она еще более усложнила нашу задачу, и все это привело к тому, что мы теперь вынуждены были обращаться за помощью к тому же Артему Гусакову.

Расстояние от истоков Сейма до шляха Севск — Глухов, где жил Гусаков, нам удалось пройти легко и быстро.

Уже тут, в каких-нибудь ста километрах от линии фронта, тыл оккупантов был оголенным и слабым. Многие глухие села, гнездившиеся вдоль оврагов и балок, наполненных снегом, были свободны от гарнизонов противника.

Население открыто проклинало грабителей, резало скот, прятало под снегом зерно, муку и пожитки. Ребятишек, одетых в рванье, да голые стены — вот что увидели мы в те дни… А еще так недавно хлебосольно и весело было в богатых курских избах.

К исходу третьих суток мы перешли Глуховский шлях и оказались в деревне Выселки-Святище, у Гусакова.

Он не удивился нашему приходу, спокойно сказал:

— Не прошли, и не дивно. Дают им туляки да сибиряки жару… Слава богу, побили! Ночевал у меня вчера один фриц, с обоза при бомбежке утек, все бросил и конячек покинул. Стоит наша Москва нерушимо, не взять им ее! А сколько их пораненых, мороженых? Весь Глухов и Рыльск забиты ими. Да и то, правду сказать, в соломенных чоботах по нашим местам не сунься.

Артем весело засмеялся.

— Да вы раздевайтесь, хлопцы! Вот Никифоровна вече́рять нам приготовит. Притомились, поди, крепко!

В соседней комнатке у стола сидела молодица. Она держала на руках ребенка. Он еще не совсем твердо стоял на пухлых ножках и все тянулся к лампе. Золотисто-бледный свет падал на красивое лицо женщины, на ее пышные волосы. Занятая ребенком, она ни кого и ничего не замечала.

— Племянница Аня, — негромко проговорил Артем. — Муж в первых боях загинул, а она вот осталась с малюткой, да и не знает покоя, все пристают. Сбежала к нам из села, скрывается.

Артем махнул рукой а грустно добавил:

— У каждого свое горе.

За те десять дней, что прошли со дня нашего знакомства, Артем заметно изменился. Узкое правильное лицо его вытянулось еще больше, впалые щеки заросли темно-рыжей щетиной. Но карие глаза, часто щурившиеся под густыми бровями, по-прежнему смотрели проницательно.

Артем заправил вторую керосиновую лампу: на дворе уже совсем стемнело. От неяркого, плоского язычка пламени все предметы в комнате словно подернулись легким желтоватым туманом. Неподалеку от меня стоила этажерка с книгами и какими-то вещами, а на ее верхней полке я увидел фотографию молодого большеглазого человека с открытым, мужественным лицом. Я чуть привстал, чтобы лучше разглядеть черты незнакомца. Артем заметил мое движение и кашлянул. Я поймал его взгляд: он был также устремлен на эту фотографию. И, может быть, для того, чтобы отвлечь меня от этого снимка и избежать расспросов, Артем поспешно закурил, а затем протянул кисет и мне.

— Выручайте нас, Артем Михайлович, — сказал я, поблагодарив старика. — Подскажите, как найти партизан.

— Так их и искать нечего… — он погасил спичку. — Вчерашней ночью по шляху проехали. Много. И пешие, и вершники, и на санях танки везли.

Я рассмеялся.

— Ей-богу, не брешу! — засмеялся и Артем, — Так люди говорили, кажут, сани велики, а на них танки брезентом накрытые. Во как!

— Вы, конечно, знаете, как попасть к ним? — спросил я.

— Люди скажут, — неопределенно ответил Артем, прищурившись.

— Артем Михайлович, далеко ли до них? Отвезите нас к ним, помогите!

Артем задумался:

— Хлопцы вы добрые, только… Каратели появились: в Барановке людей постреляли, на дорогах прохожих убивают…

— Вот потому-то, Артем Михайлович, и просим. На подводе удобнее, — возьмем пилу, топоры, будто по дрова едем, — уговаривал я старика.

— Так-то оно так, — тянул он, — да ведь нарвемся на карателей, а у вас в карманах тяжелым чем-то постукивает. Вот в чем дело, — он поглядел на меня и, отведя взгляд, начал чесать свой затылок.

— Ну, это не так уж худо, — буркнул молчавший до этого Николай. — Нарвутся — взорвутся!

— Вот это любо! — с жаром произнес Артем. — У меня Петро такой же! — и осекся. Я заметил, что взгляд его при этом скользнул по фотографии, стоявшей на этажерке.

Никифоровна, укоризненно покачав головой, погрозила мужу пальцем.

— И чего ты, старый, раскудахтался!..

Она поставила на стол подогретый борщ, нарезанное кусочками сало. Смутившийся на минуту Артем крякнул и махнул рукой.

— Да чего уж таиться! Гулять так гулять! Бей, баба, в борщ целое яйцо. Ставь горилку!

Никифоровна достала из-под припечка бутыль, наполненную желтоватой жидкостью, Артем налил стакан. Запах «бураковки» загулял по горнице.

— Гонят теперь люди бураковую вовсю, а кабанов поприрезали — хай ему черт, а не сахар и сало, — ругала Никифоровна захватчиков, — кушайте на здоровье, гости.