Химия Ее Величества - [31]

На следующий день он был бодр и свеж. И даже после почти пятичасовой дороги не укачался и в допросную к Джумалу вошел резко, энергично.

Джумал Каитов произвел на Ермилова впечатление застарелого наркомана. Скорее всего, боевика обкололи обезболивающим. Культя правой руки, выглядывающая из короткого рукава клетчатой рубашки, перевязанная бинтом, пропиталась сукровицей, хотя рана уже должна была давно зажить. Джумал, разговаривая, жестикулировал по старой привычке этой рукой (вторую конвойный приковал наручником к скобе на столе), и выглядело это странно и жутко.

— Он буйный, — сообщил Горюнову и Ермилову перед дверью конвоир, и майор местного УФСБ кивнул, подтверждая.

Черные мутные глаза навыкате, без зрачков, словно его обработали зарином. Белое лицо нездорового анемичного человека, узкое, почти безумное, бритый череп, жидкая пегая бороденка. Рука в наручнике такая тонкая, как у маленького ребенка. Это истощение — и последствия ранения, и из-за стресса, в котором он пребывал в ИГИЛ все эти месяцы. От него исходил неприятный запах, какой бывает в гнойных хирургических отделениях.

Каитов признал Горюнова, но не обрадовался старому знакомому. Он заметно скис, и это не мог не заметить Ермилов, заключив, что Петр общался с ним довольно жестко вопреки его же словам о том, что их прежние «беседы» носили дружеский характер, и о том, как словоохотлив этот парень.

— Привет, Джумал. Что ты поднял переполох? Зачем учинил членовредительство? Хуже станет только тебе. Ты же не можешь не понимать.

Олег знал, что Горюнов утром по дороге во Владикавказ урегулировал перевод Джумала в «Лефортово» со своим шефом генералом Уваровым из опасения потерять Каитова. Джумал совершил попытку покончить с собой, зубами разорвав еще не до конца заживший шов на культе. Вовремя заметили и спасли.

— Этим дело не кончится, — поделился своими опасениями Петр по дороге во Владикавказ. — Его могут попытаться убрать. Он более осведомленный, чем я предположил вначале. Его еще будут раскручивать наши следователи в Москве.

Теперь Каитов сидел перед ними и вовсе не вызывал ни симпатии, ни жалости. Хотя Ермилов привычно пытался разбудить в себе какие-нибудь позитивные чувства, но как-то не выходило.

— А если я осознал и просто-напросто жить не хочу? — спросил Джумал. — Никакие силы, а уж тем более власти не смогут мне указывать в вопросах жизни и смерти, — он гордо вздернул острый подбородок.

— Ты эти свои философствования оставь при себе или прибереги для более наивной публики. — Горюнов присел на край стола, к которому был прикован наручником Джумал, навис над ним и сказал проникновенно: — Мы вообще-то можем… указывать в вопросах долгой жизни… за решеткой, а то и пожизненного наказания.

— Вы же обещали, — пыл у боевика сразу поубавился. Он покосился на Ермилова, пытаясь понять, не от него ли исходит новая опасность.

Но тот прислонился плечом к стене, наблюдал за парнем, отдав бразды правления на данном этапе в руки Горюнова.

— Кто тебе что обещал? Да и какая теперь разница, если ты готов отправиться в мир иной.

— Вот как вы слово держите?!

— Я его держал и буду держать до тех пор, пока и ты ведешь себя согласно договоренностям. Сечешь?

Джумал понуро кивнул.

— Тебя переведут в «Лефортово», тебе нечего там будет опасаться. Спокойно, откровенно будешь сотрудничать со следствием и отсидишь минимальный срок. Для начала ты вспомнишь Евкоева и поговоришь о нем вот с этим человеком, — Петр кивнул на подпиравшего стену Ермилова. — А я понаблюдаю, насколько ты будешь откровенным. А ведь можно и пожить, а не быть рабом у шайки арабов. Ни арабом, ни правоверным мусульманином, в их понимании, ты не станешь. Ты — Джумал Каитов, неплохой парень, запутавшийся, вернее, запутанный их вербовщиками. Все старо как мир. Ты спасся, так благодари Аллаха, он тебе дает шанс. И кстати, Аллаха никто не отменял, никакой ИГИЛ не исказит сияния Всевышнего, даже если ты усомнился или вдруг разуверился. Это лишь твои сложности. Аллах терпит до поры, а потом уничтожает, стирает с лица земли и даже память о тебе не останется. Вспомни о родителях, о сестре и брате и кончай дурить. Ты еще слишком молод.

Джумал слушал опустив голову, и Олегу показалось, что к этим словам он не отнесется как к дешевой патетике.

— Что вы хотели узнать? Я был знаком с Рашидом. Он делился своими планами уехать в Сирию. Говорил, что его вербовщик давал гарантии.

— Гарантии чего?

— Безопасного возвращения. Ему обещали, что предоставят даже чеки покупок в Стамбуле.

— Каким образом? — Олег с самого начала беседы включил диктофон и теперь подвинул его поближе к Джумалу.

— Так и мне обещали. У них есть люди, которые совершают покупки продуктов, одежды и аккуратно складывают чеки в коробочку. Ведут записи. Есть чеки за разные периоды времени. Затем, если на Родине — в России, Таджикистане — возникают подозрения, мы имеем документальное подтверждение, что не воевали в Сирии, а ели турецкие картошку, йогурт и покупали рубашку и джинсы на Гранд-базаре.

— Но чеки сами по себе не являются алиби.

— А есть еще одна тонкость — заводят кредитную карточку здесь, в России, а там эту карту оставляют в Стамбуле или другом городе Турции. С карточки снимают деньги — да они и сами их на нее кладут. А это уже доказательство посерьезнее. Выбирают чаще магазины, где не требуется подпись покупателя на чеке. А если даже и требуется, они здорово наловчились подделывать подписи.