Химическая свадьба Христиана Розенкрейца - [18]

На третий день, после того как он переживает изгнание незаконных пришельцев, брат Розенкрейц ощущает, как в нем пробуждается возможность использовать рассудочную способность таким образом, чтобы она находилась в согласии с духовным миром. Обладание этой способностью предстает перед душой в имагинации единорога, склонившегося перед львом. Лев своим рыком вызывает голубя, который приносит ему масличную ветвь. Лев эту ветвь проглатывает. Тот, кто хотел бы трактовать этот образ как символ, а не как действительную имагинацию, мог бы сказать, что здесь воплотились в образы те процессы в душе духоиспытателя, благодаря которым он чувствует себя способным мыслить духовное. Но подобная абстрактная идея не выражает всего существа душевного процесса, о котором на самом деле идет речь. Ибо этот процесс переживается таким образом, что сфера самоощущения, в чувственном бытии простирающаяся до границ тела, теперь выходит за эти границы. Ясновидящий переживает в духовном поле существа и процессы, находящиеся за пределами его собственного существа, подобно тому, как человек, находящийся в обычном бодрственном сознании — процессы внутри собственного тела. Когда наступает подобное расширение сознания, прекращаются чисто абстрактные представления и возникают имагинации как необходимая форма для выражения пережитого. Если же кто-то желает, тем не менее, выразить эти переживания в виде абстрактных идей (что, собственно, в очень большой степени необходимо в настоящее время для сообщения духовнонаучных познаний), он должен сначала надлежащим образом перевести имагинации в форму идей. Андреэ не делает этого в «Химической Свадьбе», поскольку стремится без каких-либо изменений изобразить переживания духоиспытателя середины XV века: в то время не заботились о том, чтобы переводить пережитые имагинации в идеи и понятия.

Когда способность имагинативного познания становится такой же зрелой, как и у брата Розенкрейца на третий день, тогда душа со своей внутренней жизнью может войти в те области действительности, откуда происходят имагинации. Лишь благодаря этой способности человеку удается, выбрав какую-нибудь исходную точку, лежащую в духовном мире, по-новому взглянуть на существа и процессы чувственного мира. Он видит, как далеко они были унесены от своего истинного источника, лежащего в сверхчувственной области. Примечательно, что у Андреэ брат Розенкрейц овладевает этой способностью в гораздо большей степени, чем его спутники. Ему удается увидеть из одной исходной точки духовного мира библиотеку замка и королевскую усыпальницу. Эта его способность обусловлена тем, что он может весьма интенсивно использовать собственную волю для работы в имагинативном мире. Его спутники могут созерцать лишь то, что приближается к ним благодаря чужой силе, а не подобной мощной деятельности воли собственной. В королевской усыпальнице брат Розенкрейц узнает больше, «чем написано во всех книгах». Созерцание этой усыпальницы непосредственно связывается с великолепным образом «феникса». В этих созерцаниях открывается тайна смерти и рождения. Эти два пограничных для жизни процесса имеют власть лишь в чувственно воспринимаемом мире. В духовном же мире рождение и смерть соответствуют не становлению и прехождению, но превращению одной формы жизни в другую. Сущность рождения и смерти познается лишь тогда, когда точку зрения для их рассмотрения имеют вне чувственного мира, в той области, где их не существует.

То, что брат Розенкрейц добрался до «королевской усыпальницы» и узрел в образе феникса, как из старого, ушедшего в смерть короля восстает юная королевская сила, Андреэ отмечает особым образом потому, что намеревается изобразить особенный духовный путь — путь искателя знаний середины XV века. Здесь находится точка поворота времен в отношении духовных переживаний человечества. Формы приближения человеческой души к духовному миру, существовавшие дотоле в течение многих столетий, в этот момент времени преобразуются в другие. В области внешней человеческой жизни это преобразование выступает в виде восходящего естественнонаучного образа мышления нового времени и прочих переворотов в жизни народов Земли этой эпохи. Но в том мире, где духоиспытатель исследует тайны бытия, в момент подобного поворота времен обнаруживается, что в душе иссякают силы, действовавшие в определенном направлении, и возникают другие. Несмотря на все катастрофы исторического становления человечества, характер духовного созерцания, начиная с греко-римской эпохи и вплоть до XV века, оставался одним и тем же. Коренящийся в характере инстинктивный рассудок, являвшийся главной душевной силой той эпохи, духоиспытатель должен перенести в поле духовной действительности и там претворить его в силу духовного созерцания. С середины XV века на место этой душевной силы вступает рассудок, работающий при свете полного самосознания и свободный от всех инстинктивных сил. Задача духоиспытателя — возвысить его до созерцающего сознания. В Христиане Розенкрейце как ведущем брате розенкрейцере Андреэ намечает контуры личности, входящей в духовный мир тем способом, который к середине XV столетия прекращается. Переживания «Химической Свадьбы» проводят перед его духовным оком эти процессы угасания одного и нарождения нового способа. Поэтому он должен проникнуть в тайны, которые намерен скрыть от него властитель замка, желавший править духовной жизнью на старый лад. Андреэ намерен обрисовать своим современникам характер величайшего исследователя духа конца уходящей эпохи, который, тем не менее, проницает своим взором в духовной области не только смерть этой эпохи, но и начало эпохи новой. Он обнаруживает, что его современники удовлетворяются традициями древней эпохи и хотели бы включиться в духовный мир в духе этой традиции. Он хотел сказать им: ваш путь бесплоден; тот, кто шел по нему последним, был велик, но узрел его бесплодность. Познайте то, что созерцал он, и это превратится у вас в ощущение, необходимое для овладения новым путем. Андреэ намеревался представить своему времени