Химеры - [7]

Сашка никак не мог разобраться в себе. Ему казалось, что внутри засела заноза и он никак не может от неё отделаться. Заноза не в теле была — в душе. А как её из души-то выдернешь? Это мерзкое ощущение подавляло в нем все: все прежние мечты и желания. И мысль о красоте как-то угасла. Какая уж тут красота, когда он точно песку наглотался! Он чувствовал себя словно ещё больше потолстевшим, отяжелевшим, немытым… И как оттереть эту накипь, эту коросту не знал.

Оказывается, подумать и сделать — это совсем разные вещи! В мыслях своих, пробужденных Бодлером, он был смел и горяч, он думал, что найдет хоть малюсенькую, но все же отдушину, все ж лазейку к свободе. Но получилось так, что накинувшись на старика и осуществив свою сумасшедшую идею, он только крепче замуровал себя — его темница стала ещё мрачнее, а кандалы — тяжелей!

— Гадость, гнусность и мерзость все! — раздраженно бормотал Сашка, ворочаясь на кровати и обливаясь липким пахучим потом. — Ничего мне не надо, ничего не хочу! Вот пускай и умру тут, в этой поганой комнате! Хорош Александр Македонский, царь и бог! Ничего не получается, никакой жизни нет! И не будет, не будет!!! Ни-ка-кой… Ни на что-то ты не способен, пончик вонючий, даже подлость приличную толком сделать не можешь! Попробовал вот, а теперь маюсь, точно наелся блевотины — такая смурь на душе… Хоть бы порадоваться — так нет! И так плохо было и этак, нигде выхода нет. И как же жить теперь с этим — ведь точь-в-точь как в фильме «Чужой» — словно сидит там кто-то во мне и грызет. Жрет изнутри! И эта чертова головная боль никогда ведь так голова не болела. Точно её раскаленный обруч охватывает и давит, давит… Просто охренеть можно!

Черный зонтик он запихнул под кровать — поглубже, чтобы Плюха не заметила. Нужно будет его как-нибудь незаметно выкинуть на помойку, потому как мамаша не реже чем раз в три дня проводила в его комнате влажную уборку. Вот и сегодня хотела, но он её еле отговорил — мол, хочет полежать в тишине… А завтра уж не отвертеться — как пить дать начнет полы драить! Найдет и замучает: что это, да откуда? Поди-ка придумай, как этот гнусный зонт у него оказался! Только пока о том, чтобы выйти из дома, и речи не было… Он и впрямь ослабел и чувствовал себя совсем худо. Врачиха из поликлиники, которую вчера Плюха вызвала, ничего серьезного не нашла. Вот только сильные приступы головной боли её насторожили. Сказала, что хорошо бы сделать компьютерную томографию, но это диагностика платная, дорогая и делают её только в нескольких больницах в Москве. Ехать надо. А у Сашки ноги были как ватные — заплетались, когда он плелся по коридору в туалет…

От обиды и злости он готов был расплакаться… как вдруг услышал телефонный звонок, а следом Плюхины восторженные кудахтанья. Она даже привзвизгивала от радости — наверно звонила какая-нибудь давняя подруга… Еще чего доброго к ним в гости намылится!

Так и было.

— Сашуля! — запыхавшись от неуемных эмоций, Плюха распахнула дверь в его комнату и заковыляла к кровати. — Позвонила Валечка… Валя Марьянова! Мы с ней вместе… в мюзик-холле… ой, это ж надо! — Мать от радости не находила слов. — Они с сыном давно в Питер перебрались… ещё когда я… когда мы молодые были. А тут вот проездом в Москве… Ничего, что она к нам зайдет, а, сынуля?! Мы тебя беспокоить не будем, посидим немножечко, поболтаем… Вспомнить-то нам есть о чем!

Она принялась тормошить его, гладить по волосам, обцеловывать… Обслюнила всего! Что тут оставалось делать? Только смириться… Он насупился, а когда она вышла, погрозил вслед кулаком. Только гостей не хватало!

Примерно часа через полтора раздался звонок в дверь. Плюха сбегала в магазин, купила пирожных, бутылку сухого вина, принарядилась… Она была так взволнована, точно к ним двигался ревизор!

— Валюша, милая! Ой, да ты совсем не изменилась — все такая же красавица! — в прихожей слышались чмоканья и цоканье чужих каблучков.

— Ну, что ты, Ларочка, я уж совсем не та! Вот ты вовсе не изменилась все такая же добрая, теплая… Хорошая ты моя!

Они прошли в Плюхину комнату, где уж был накрыт стол. К Сашке не заглянули. Еще явятся! — мрачно подумал тот и принялся грызть ногти. Ни читать, ни мечтать, ни включать приставку с новой игрой не хотелось. День погиб окончательно, он был выжат и выдавлен как лимон!

Однако лежать так и плевать в потолок скоро ему надоело и Саня выбрался из-под одеяла, как следует высморкался, чтобы шумно не хлюпать носом, и на цыпочках подобрался к двери маминой комнаты. О чем это они там разговаривают? Может, обсуждают, что с ним делать и как его спасать?! Может, эта Валечка ещё какого-нибудь доктора присоветует? Чтоб им треснуть!

Он не ошибся — разговор как раз шел о нем. Плюха не могла скрыть от подруги свои горести и изливала ей душу, изболевшуюся по сыночке.

— Нет, это моя вина, мой грех! — услыхал он её горестные причитания. Я знаю — сын платит за мои грехи! Ведь это же как, Валюша? — это же во грехе было… Вне брака! А ты помнишь, как нам тогда было хорошо! Твой Гарик, мой Ашот… как нам всем было весело! А помнишь музыкальный фонтан в центре города, и как мы пошли вчетвером в ресторан? И как сидели там, танцевали… А поездка на озеро, эта рыба прямо из сети?! Лодка, купанье… Я тогда бросила в воду кольцо. Чтобы вернуться. Но больше так никогда в Ереван не вернулась. Ты понимаешь, когда я поняла, что беременна… в общем, Сашуля здоровьем своим платит за мой грех. Это кармическое воздаяние, я знаю, я чувствую! Не хочу, чтоб он платил такой ценой, пусть лучше мучаюсь я… Пускай я заболею…