Химеры Апокалипсиса - [7]

— Похож на моего соседа, Тихорецкого. Такой же рыжий.

— Твоего соседа?

— Да, мы живем вместе, он снимает коттедж в Ист-Энде.

— В одном доме?

— Ну да. Мы просто друзья, — поспешно добавила я, и детектив слегка порозовел.

— Да, интересная ты особа. Мне не терпится узнать о тебе побольше. Куда пойдем? Тут недалеко есть кофейня, иногда я выпиваю там чашечку кофе. Он у них потрясающе вкусный.

— Хорошо, поверю тебе на слово. Смотри, я ведь привереда.

Он улыбнулся. Снова заморосило, и мы ускорили шаг. Я раскрыла зонт, он его у меня отобрал, подставил локоть. Пришлось взять кавалера под руку. Со стороны чистой воды идиллия — влюбленная парочка на прогулке!

Кофейня называлась 'Восток'. За высотками ее совсем не было видно, но Морган свернул в какой-то хитрый переулок, и перед нами как по мановению волшебной палочки вырос небольшой домик в виде розовой пагоды. Когда Морган распахнул передо мной стеклянную дверь, сверху мелодично тренькнуло.

Мы заняли столик в самом дальнем углу, за кустами каких-то экзотических растений, чтобы никто не мог помешать нашему разговору. Предупредительный официант-азиат положил перед нами меню и бесшумно ретировался.

— Советую выбрать фирменный кофе по-восточному, — сказал Морган, наблюдая за моими мучениями — глаза от обилия названий просто разбегались. — Есть и другие сорта, не только восточные. Но с пряностями вкуснее.

Поколебавшись, я заказала кофе с корицей и горьким шоколадом; детектив в качестве добавки выбрал ирландский ликер и, невзирая на мои протесты, велел принести восточных сладостей.

— Прощай, фигура, — вздохнула я, не слишком, впрочем, убедительно.

— Брось. Тебе бы не помешало немного поправиться.

Какое-то время мы молча потягивали действительно очень вкусный кофе из миниатюрных чашечек, наблюдая за потоками воды за окнами, потом Морган произнес:

— Значит, ты из России… Я мало что о ней знаю. Красивая, должно быть, страна?

— Очень. Но жить в ней трудно.

— Понимаю. Ты поэтому приехала в Англию?

— Да нет, так вышло. Мой отец умер, когда мне было пять лет. Сердечный приступ. Мама год назад познакомилась в Москве с англичанином, талантливым хирургом, Эдвардом Кроу. Приезжал на симпозиум. Понравились друг другу, стали переписываться, через полгода поженились. Я как раз закончила университет. Отчим увез нас в Лондон. У него уже был сын от первого брака — Питер, ему двадцать пять, старше меня на три года. Мы дружно жили, хорошо. Эд был богат, любил маму и лояльно относился ко мне. Он мне нравился. В медовый месяц они уехали в Японию — отчима как раз пригласили на научную конференцию. Решили совместить приятное с полезным — маме давно хотелось побывать в Токио. Я осталась, не хотела им мешать. Это было в марте… — я сглотнула, с тоской посмотрела в окно. Морган понял. Отставил чашку, похрустел пальцами. Лицо у него стало виноватое.

— Послушай… я… извини…

— Нет-нет, сейчас все в порядке. Мне уже не так… больно. Землетрясение в Токио… они только приехали… у меня было нехорошее предчувствие, но я от него отмахнулась. Как оказалось, зря. Эд не успел переписать завещание, решил заняться бумагами после возвращения из Токио. Брачный договор они не заключали, им это показалось неромантичным. Поэтому официально дом и все имущество перешло к Питеру. Он, конечно, предложил мне остаться, но я сама не захотела. С Тихорецким познакомилась случайно, он сын русских эмигрантов. Отличный парень, фотограф в одной газетенке… Он и позвал меня жить к себе. За дом он платил сам, но и у меня оставались кое-какие сбережения… Он работал, я одно время тоже… Следила за домом, кормила Никиту ужинами. И как только не отравила, — я заставила себя улыбнуться. — Так и жили… А сейчас решила вернуться в Россию, у меня там тетя осталась. Первое время у нее поживу, потом найду работу. Буду жить дальше, в общем.

— Жаль, что так вышло. Люди не должны оставаться одни в таком юном возрасте, — просто сказал он, внимательно глядя на меня из-под черных ресниц. — И когда ты улетаешь?

— Через две недели у меня самолет до Москвы.

— Ну, надеюсь, за это время мы с тобой успеем раскрыть дело таинственных 'Ангелов Апокалипсиса'.

— Я тоже. Вся эта муть меня сильно заинтересовала. Отдает здесь какой-то дешевой мистикой, а я в нее не верю. Должно быть рациональное объяснение этим странным смертям.

— Не веришь в божественный промысел? — с интересом спросил он, снова отставляя чашку.

Я пожала плечами:

— Раньше, когда была жива бабушка, я часто ходила с ней в церковь. С Богом у нас всегда были особые отношения: я признавала его существование как некой высшей силы, властной над нами, но предпочитала думать, что сама вершу свою судьбу, и единственное, о чем я когда-либо просила Его, так это не вмешиваться в мою жизнь. После гибели мамы я не то чтобы перестала верить в Бога, нет… Скорее, я его отвергла, возненавидела. Говорят, все, что ни случается — к лучшему, что так угодно Богу. Но знаешь, как я ни ломала голову, а ничего хорошего в смерти мамы не обнаружила. Для чего и кому была нужна эта смерть? Почему Он отнял ее у меня так рано, так страшно? Поэтому-то мне так хочется разоблачить этих свихнувшихся на религии фанатиков, которые пытаются выдать гибель людей за Высший Суд, божественное возмездие и прочую ерунду.