Химера - [6]
— О ней я и думаю. Дайте, пожалуйста, телефон Рогачевых.
Мария Васильевна Рогачева, в синем тренировочном костюме, замерла в одной из поз хатха-йоги, отрешенно полузакрыв глаза. Телефонный звонок. Мария Васильевна не реагирует. Телефон звонит настойчиво.
— Маша, — раздается дребезжащий голос из соседней комнаты. — Почему не берешь трубку?
Мария Васильевна, сморгнув неподвижность взгляда, гибко поднимается, идет к телефону.
— Алло?
— Мария Васильевна? — слышит она высокий голос. — Здравствуйте. Это дочь Штейнберга, Галя.
— Здравствуйте, — медленно отвечает Рогачева.
— Ради бога, простите за беспокойство. Уже несколько дней, как исчез Георгий Петрович. Вы, случайно, не знаете…
— Он давно не докладывает мне о своих передвижениях.
— Может быть, ваш сын знает?
— Костя позавчера улетел в Алжир.
— В Алжир?.. Ага… Господи, куда мог подеваться Георгий…
— Я уже вам сказала, не знаю.
— Да… извините…
Мария Васильевна кладет трубку. Только изготовилась к продолжению хатха-йоги, как в комнату, шаркая домашними туфлями, постукивая палкой, вошел Рогачев. В руке у него газета.
— Маша, кто звонил?
— Какая тебе разница?
— Никакой, — мелко кивает Рогачев. — Конечно, никакой нет разницы. Может, звонил президент академии. А может, твой любовник. Какая мне разница?
— Что ты несешь, Глеб? Что ты вечно обижаешься?
— Я обижаюсь? — притворно удивляется Рогачев. — Какое имеет право обижаться вздорный старик, которого ткнули носом в телевизор и велели ни во что не вмешиваться.
— Тебе хочется сорвать на ком-нибудь свою обиду, — терпеливо говорит Мария Васильевна, — но ты прекрасно знаешь, что никто не виноват в том, что ты заболел.
— Конечно, конечно. Никто. Я сам виноват в том, что свалился с инфарктом… Что обзавелся эндартериитом. Сам виноват, что стал никому не нужен…
— Глеб, тебе семьдесят шесть. Согласись, это все-таки возраст.
— Еще бы, еще бы! Я вполне созрел для забвения… для плезри… презлительного пинка в зад…
— Ох! Это, в конце концов, невыносимо, — говорит Мария Васильевна, взбивая перед зеркалом прическу. — Уж кому-кому, а тебе не стоило бы жаловаться на жизнь. Разве ты не достиг всего, что хотел? Почета, денег, славы…
— О чем ты говоришь, Маша? — Рогачев потрясает газетой. — Какая слава, обо мне давно забыли, мое имя перестали упоминать…
— Славы, женщин, — ровным голосом продолжает Мария Васильевна. — Увел молодую жену от своего сотрудника.
— Положим, ты сама вешалась мне на шею.
— Ложь! — Она гневно повертывается к нему. — Не смей меня унижать. Это ты не давал мне проходу. На ушах стоял. Поддалась уговорам восходящего научного светила, ушла от Круглова…
— «Поддалась уговорам», — передразнивает Рогачев. — Что же это ты не устояла?
— Потому что была дура. И прекратим этот разговор.
— Я дал твоему Круглову все, что нужно для серьезной научной работы. Круглову и этому… Штейнбергу. Все условия им создал! А они что? Черной неблагодарностью ответили. Грубияны! Подонки!
— Кстати, звонила сейчас дочь Штейнберга. Куда-то запропастился Круглов.
— Да пропади они пропадом!
— Перестань, Глеб! Иди смотри свой телевизор.
— И пойду! — Он, сдвинув очки на лоб, ищет в газете. — Вот! Сейчас начнется художественный фильм «Берегите мужчин». А-а, вот именно, вот именно — мужчин берегите!
Круглов тихо выходит из своей комнаты на веранду. Дом Черемисиных еще спит. Еще не встало солнце, но уже растворен в прозрачном воздухе нежный персиковый свет рождающегося утра.
Скрипят половицы. Нет, это поскрипывают новые ботинки Круглова — коричневые, на толстой желтой подошве. Он, раскрыв холодильник, достает два стакана молока и ставит на стол. Спускается с веранды, идет по саду, с удовольствием подставляя лицо утренней прохладе. Идет сквозь пятна света и тени, сквозь птичий щебет.
Под акацией спит на раскладушке Игорь, укрытый стеганым одеялом. Круглов протягивает руку, чтоб разбудить его, но — передумал. Стоит, задумчиво глядя на мальчика.
«Как сладко спишь, Игорь, — думает он. — И не знаешь, не ведаешь, какая идет у тебя работа в мозге… в подкорке… Самый оживленный обмен информацией — именно в предутренний час. В центры поступают доклады с периферии. Как на подводной лодке — из отсеков в центральный пост… Идет проверка, смотр всех систем организма. Но человек не ведает об этом… И не надо… Не надо ведать… Ладно, Игорь, спи».
Тут Игорь открывает глаза. Он видит Круглова и улыбается ему.
— Дядя Георгий! А я сплю, сплю и вдруг как будто услышал, как вы меня позвали.
— Доброе утро, Игорь. Вставай, раз проснулся.
На веранде они выпивают по стакану холодного молока.
И пускаются в дорогу. Выйдя из калитки, Круглов останавливается. Каждый раз, увидев отсюда, сверху, огромное море, он застывает на миг, затаив дыхание.
Они спускаются по лестнице, вырубленной в склоне горы. Игорь, в трусах и сандалиях на босу ногу, прыгает по каменным ступеням, выкрикивая при этом считалку:
— Раз-одна-семейка-скушала-скамейку…
А утро разгорается дивное, яркое, вот и солнце выплыло из-за скалистого мыса на востоке.
— …а-потом-лягушку-а-потом-подушку-съела-журавля-скушает-тебя!
— Неважнецкая считалка, — замечает Круглов, шагая по ступеням. — Неаппетитная какая-то.
С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.
Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.
Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.
На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».
Тяжкие мысли одолевают дуна Абрахама, хранителя стола его величества Аурицио Седьмого, короля Кастеллонии. С каким трудом добился он места при дворе, положения в обществе, графского титула, наконец! А любимый сын его и наследник Хайме, пренебрегая благополучием, рвется в дальний морской поход к Островам пряностей, туда, где, бывалые люди рассказывают, «нет пути кораблям – сплошной ил. И небо без звезд». А еще, того и гляди, покажется морской епископ – встанет из моря, «а митра у него светится, из глазищ огонь – ну и все, читай молитву, если успеешь… А морской змей? Как высунет шею из воды, как начнет хватать моряков с палубы…».
Воскунский Е., Лукодьянов И. Очень далекий Тартесс: Фантастический роман и повесть. / Худож. А. Полещук. М.: Молодая гвардия. 1968. — (Библиотека советской фантастики). — 269 стр., 29 коп., 65 000 экз.Мог ли в древности, в античное время, произойти атомный взрыв? В научно-фантастическом романе «Очень далекий Тартесс» известные советские писатели-фантасты, обратившись к загадочной судьбе легендарного города, рассматривают такую возможность. В повести «На перекрестках времен» путешествие в прошлое — повод не только для остроприключенческого сюжета, но и для изображения нравственного климата в научном коллективе.
Все готово к бою: техника, люди… Командующий в последний раз осматривает место предстоящей битвы. Все так, как бывало много раз в истории человечества. Вот только кто его противник на этот раз?
Археолог Семён Карпов ищет сокровища атанов — древнего народа, обладавшего высокой культурой и исчезнувшего несколько тысячелетий тому назад. Путь к сокровищу тесно связан с нелогичной математикой атанов, в которой 2+2 в одном случае равняется четырём, в другом — семи, а в третьем — одному. Но только она может указать, где укрыто сокровище в лабиринте пещер.
На очень похожей на Землю планете космолингвист встретил множество человекоподобных аборигенов. Аборигены очень шумны и любопытны. Они тут же принялись раскручивать и развинчивать корабль, бегать вокруг, кидаться палками и камнями. А один из аборигенов лингвисту кого-то напоминал…
Американцы говорят: «Лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным». Обычно так оно и бывает, но порой природа любит пошутить, и тогда нищета и многочисленные хвори могут спасти человека от болезни неизлечимой, безусловно смертельной для того, кто ещё недавно был богат и здоров.
Неизлечимо больной ученый долгое время работал над проблемой секрета вдохновения. Идея, толкнувшая его на этот путь, такова: «Почему в определенные моменты времени, иногда самые не гениальные люди, вдруг, совершают самые непостижимые открытия?». В процессе фанатичной работы над этой темой от него ушла жена, многие его коллеги подсмеивались над ним, а сам он загробил свое здоровье. С его больным сердцем при таком темпе жить ему осталось всего пару месяцев.
У Андрея перебит позвоночник, он лежит в больнице и жизнь в его теле поддерживает только электромагнитный модулятор. Но какую программу модуляции подобрать для его организма? Сам же больной просит спеть ему песню.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)