Хендрикс, Последние 22 дня - [18]

— Как вы добрались сюда? — удивился он.

Я сказала:

— Прилетели.

— О, мой Бог, нет, нет, я не хочу, чтобы вы видели меня таким, я очень не хочу, чтобы вы меня таким видели. Это так ужасно, о, мой Бог, вы, и здесь.

— Ну и что из этого, — подумала я.

Да, он плохо себя чувствовал и действительно был мыслями где–то в другом месте, да и вся датская пресса была тут. Ну, я и сказала ему, что спущусь вниз, где оставила Карен с Мичем. Он сделал протестующий жест и произнёс голосом, не терпящим возражений:

— Ты никуда сейчас не пойдёшь, ты останешься и будешь сидеть рядом со мной.

— Ну, что ж, — подумала я. — Раз он в таком состоянии и просит меня остаться, я останусь.

Он сел и продолжил говорить со всеми этими журналистами, а я не верила своим ушам. Знаешь, о чём он им говорил? О луне, о звёздах, и как он спустился к нам с них. И когда, наконец, все они ушли, Джими сказал:

— Это ужасно, но я скоро вернусь, — и вышел из номера.

Когда он вернулся, пора было уже идти на концерт.

В Вейлби Риссков Халлен Джими приехал вместе с Кирстен:

55

— Когда мы пришли в артистическую, началась вся эта кутерьма. Он никак не мог решить, что ему надеть и, одновременно, он пытался настроить свою гитару, к тому же в комнате было полно всякого народа, и он, не выдержав, поднялся и выбросил всех вон. Затем он снова сходил за ними, затем снова всех выдворил вон. В конце концов, мы остались с ним наедине и он сказал, обращаясь ко мне:

— Гитара никак не строится, это единственное, что меня раздражает. Я чувствую, что не смогу играть.

— У тебя получится, — попыталась поддержать его я. — Ты здесь, твоя гитара здесь, тебе остаётся взять её в руки и выйти на сцену.

Знаешь, публика, как обычно, сошла с ума, увидев его на сцене, он начал играть, я не видела его лица, знаешь, но почувствовала, что происходит совсем не то, происходит что–то очень неправильное.

На поддержке в этот вечер уже с 7–ми часов играла группа из Копенгагена Blue Sun. После небольшого антракта в 9 вечера пришло время Джими. Но антракт задержали ещё и ещё, а Джими всё ещё не был готов выйти на сцену. Публика начала выражать своё нетерпение свистом, выкриками и топаньем ногами. Организаторы не моги взять в толк, что происходит, потому что у них не было разрешения входить в артистическую и они даже не могли сделать никакого объявления публике.

Свен Вецеленбург, который днём брал интервью у Джими, тоже был среди слушателей в это время и он начал свою статью словами, что когда, наконец, Джими вышел на сцену, что–то было совсем нетак.

— За кулисами Хендрикса нигде не было видно, — рассказывает Бо Якобсен из Blue Sun. — Он заперся у себя в артистической с одной очень красивой девушкой и вышел оттуда, только когда сам посчитал нужным. Я всё это время сидел и беседовал с Мичем. Похоже он крепко выпил, но со всеми был очень приветлив.

— О, да, пошли, поболтаем, — без всякого высокомерия, так запросто, по–дружески.

— Хендриксу было пора идти на сцену, — продолжил свой рассказ Бо. — Помню ясно, как если бы это было вчера, он, проходя мимо меня, сказал: "Привет, пипл" и вышел на сцену, показывая пальцами "мир", не пойму, зачем это ему? Должно быть, в Америке так принято в шоу бизнесе? Весь концерт я просидел на дальних рядах, но звук был абсолютно оглушающим, все 12 маршалловских усилителя были выведены на полную. Помню, у него лопнула струна, так он сменил её, не прекращая игру.

56

Когда, Джими, наконец, удалось уговорить выйти на сцену, ему потребовалась помощь роуди, чтобы подняться по ступенькам.

— Я хочу узнать, вы в порядке? — крикнул он, обращаясь к публике.

— Е-е, — послышались утвердительные выкрики.

Но совершенно ясно было видно, что сам он — нет.

— Слава Богу, слава Богу… Я попрошу у вас, э… минутку, настроиться, окей? Одну минуту.

Джими прислушался к своей гитаре, затем поднял голову и произнёс:

— Добро пожаловать в Электрический Цирк. Нашей первой песней станет Freedom, — с трудом выговорил Джими, но петь начал вполне корректно, несмотря на то, что пропускал слова и целые строфы, и завершил он её как–то бестолково. По лицу Джими ясно читалось, что он вполне осознаёт всю никчёмность ситуации и что играет он плохо.

— Ну, это, э… вы все знаете, где свобода, там, э… правда. Думаю, вы же все понимаете, мы хотели посвятить этот номер земле и всему миру, и э… галактикам и миру среди них. Он называется, он называется, э… ну, сами сейчас увидите. Если, конечно, я смогу настроить её.

Джими начал считать лады на грифе своей гитары:

— …пять, шесть, семь. А… чего их считать, подождите минутку, — произнёс Джими, введя слушателей в замешательство.

Джими поменял гитару и, видя заминку, слушатели начали хлопать в ладоши, пытаясь подбодрить Джими.

— Знаете, забавно, но я совершенно забыл для чего я здесь. О, да, я собирался, э… сыграть Message To Love, ведь так, да, Message To Love, верно? Да, совершенно верно.

И как если бы он не чувствовал себя так плохо, он вдруг заиграл очень чисто и в конце даже вставил часть из Power Of Soul, несмотря на то, что местами строфы менял местами и снова пропускал слова. Номер завершился оглушительным соло, но гитара Джими совершенно не строила. Даже не став тратить время на подстраивание, он продолжил песней Land Of The New Rising Sun, всеми признанным мелодическим шедевром Джими, но в этот раз ощущение было такое, что некий любитель с трудом подбирает на слух мелодию. Мич чувствовал, что происходит нечто что–то очень трагическое с Джими и попытался спасти этот день, погрузившись в долгое барабанное соло, в течение которого Джими в полном замешательстве покинул сцену и поспешил в свою артистическую.