Пришлось заранее смириться с тем, что разбираться в этой истории придется самостоятельно.
— А есть ли вообще смысл в охоте? — рассеянно поинтересовался я, возвращаясь к реальности. — Если верить рассказам, эта ваша «нелюдь» нападает совершенно непредсказуемо, не пойми где, на кого и зачем. Охота — это отряд, отправленный в одно определенное место. А тварь может быть где угодно.
Рау моргнул, и цвет его глаз в очередной раз поменялся — а у меня вдруг появилось стойкое ощущение, что кто-то пялится мне в спину.
РрРрРР. Знает же, что я этого терпеть не могу…
— С другой стороны, — мирно продолжал тихий терпеливый я, — последние две жертвы и Его Величество направленно эту самую тварь искали… и нашли. Не знаю, может, это просто везение такое… — «или эта дрянь знает, что ее ищут», — в общем, я лучше прогуляюсь один. Ночи здесь теплые.
Строго говоря, нежелание Владык разбираться с «нелюдью» самостоятельно вряд ли объяснялось неудачей первой попытки. Хорошо зная Рау, я мог точно сказать — упрямством Эданны можно было крошить орехи в мелкую пыль. Скорее всего, все гораздо проще.
Например, если тварь — один из приближенных, об кого очень неудобно марать свои руки, а вот мои — всегда пожалуйста…
* * *
Мир — за очередным окном во всю стену — на глазах терял контрасты и контуры: белый город завернулся в пушистое зимнее покрывало, скрывающее границы и линии, чтобы ненадолго превратить темные закоулочки, провалы мертвых дверей и изломанные голые ветви серо-коричневых деревьев во временную вечернюю сказку. Зельтийер, проклятый полис, вдруг стал похож на эльфийское поселение — светлые колонны, поддерживающие, казалось, не столько причудливые крыши, занесенные снегом, сколько затянутое мягкой пеленой облаков небо; полная скрытой жизни тишина величаво кружила над воздушными строениями, которые легко терялись в окружении — белое на белом, снег, снег. Зима.
Тяжелые черные шторы, темной водой ниспадающие у самых стен кабинета, казались то ли какой-то странной траурной рамкой, охраняющей диковинную фотографию, то ли вратами на пути в недосягаемую мечту. У девушки, сидящей за рабочим столом и с тоскливым видом копающейся в кипах документов, глаза такого же светло-светло-серого, почти белого цвета, что и небо за нереально огромным окном.
— Я не думаю, что тебе удастся выбраться из Дворца самостоятельно, — безразлично-усталым голосом доложила Шаэтиль, размашисто расписавшись на какой-то бумажке. — А уж о том, чтобы вернуться без проводника, и мечтать не приходится.
В ответ на эту старую песню я только терпеливо стиснул зубы. Эльданна должна понимать, что, хоть проводники практически всемогущи на выученном ими участке Дворца, в лесу они будут всего лишь обузой.
— А еще у нас назначена награда тому, кто пройдет до Тронного зала без проводников и сохранит обе ноги, — с довольным видом сообщил Раугиль, который, собственно, и свесил на сестренку всю бумажную волокиту. — Сколько там? Пять тысяч зол?
— Именно так, — подтвердила ненаследная принцесса. — Кажется, последнего рекордсмена прикончила тройная ловушка на десятом этаже.
— Минутку, — уцепился я. — Меня по-прежнему радует ваша манера рассказывать о померших искателях удачи и называть золотые монеты злом, но… вторую жертву нашли у входа в Тронный зал, так?
— Хочешь сказать, нелюдь — проводник или кто-то, кто мог воспользоваться его услугами, не вызывая подозрений? — подняла голову Шаэтиль.
— Зная Гила, могу сказать, что он скорее намекает на то, что мы должны пять тысяч этой самой нелюди, — нервно усмехнулся Рау.
Никто не упомянул, кем была эта жертва. Никто не опустил взгляда. Ни горя, ни равнодушия.
Ничего.
— Одно из двух, — я растерянно пожал плечами, загоняя нежелательные мысли поглубже. Потом, все морализаторство — потом. — Как бы то ни было, на проводников я полагаться не рискну, — добавил я и озорно подмигнул Раугилю. — Глядишь, пять тысяч сверх гонорара заработаю!
Принц презрительно фыркнул:
— Тиль права. Без проводника ты отсюда даже выбраться не сможешь. Даже я не могу, — тут его рука неосознанно поднялась, почти касаясь левого бока, где наверняка до сих пор оставался нанесенный одушевленной ловушкой шрам, свести который не удалось даже всей неубиваемости, свойственной хелльским Владыкам. — А я здесь вырос.
— Но… — начал было я.
— Вот что, — оборвала меня Шаэтиль. — После того, как притащишь нелюдь, живую или мертвую, — экспериментируй с Дворцом как Ильвен на душу положит. Но сейчас ты нужен живой и непокалеченный.
* * *
Шаэтиль выиграла.
Мой проводник, Эльтанн Даргил, оказался уже четвертым Ясновидящим, встреченным мной во Дворце. Оно, впрочем, и неудивительно — гадюке в гадюшнике самое место.
Что значил его титул, я позорнейшим образом забыл, — и тут же начал допытываться. Все равно движущаяся лента довезет меня до следующего лифта примерно через час.
— «Э» значит, что титул перешел ко мне по праву крови, — со всей терпеливостью, воспитанной сотнями гостей, которых надо было оттаскивать от ловушек и от которых постоянно сыпались замечания по поводу ограничения их действий, объяснял Даргил. — А «льтанн» — что я незаконнорожденный. Проще говоря, титул «Эльтанн» дается, когда знатный родитель желает приобщить ребенка ко Двору, но наследство оставить детям, рожденным в браке.