Хелл - [20]

) и каждую ночь ныл, что у его соседа по комнате, сына главы другого африканского государства, золотой «Ролекс» еще и с брильянтами, а Витторио устроил нечто вроде притона, а его отец торгует цветами, а Джулиан докатился до того, что его выставили из Бостона, уж очень он там развратничал, что же касается Криса, то он два года назад, когда был под коксом, пришил одного парня около школы самбы, но его отец дело замял, а отец Кассандры, моей бывшей лучшей подруги, торгует оружием, как и его собственный отец, и ему скоро предъявят обвинение… Но все это меня не интересует, и я начинаю рассказывать ему обо всех своих самых омерзительных былых похождениях. Кивком головы я указываю на своих прежних партнеров по распутству… Вот с ним у меня было… и с ним… и с ним… Отвратительный разврат, свальный грех в десять часов утра, оргии после десяти граммов кокса. Я преувеличиваю, я почти выдумываю. Он остается невозмутимым. Он разливает остатки шампанского, заказывает еще бутылку. Когда приносят кофе, я уже мертвецки пьяна. Он не лучше, но держится. Я задыхаюсь, мне надо выйти на воздух. Пошатываясь, я встаю, меня все больше мутит, но я скрываю это под победной улыбкой, я прохожу переполненный зал с поднятой головой, никто даже заподозрить не может, что я еле держусь на ногах. А у меня слишком высокие каблуки, и платье на мне слишком короткое. Я направляюсь к дамской комнате.

— Хелл! Как дела?

Это А.

— Хорошо, а у тебя?

— Я тебя целую вечность не видел!

— Да, уже шесть месяцев, как я ушла в подполье.

— Говорят, ты живешь с этим парнем на «порше», что живет на авеню Фош, с Андреа?

— Да.

— И давно?

— Шесть месяцев.

— Тогда все понятно.

— Верно.

— Куда-нибудь пойдете потом?

— Нет, не думаю, я не совсем в форме…

— Ты всегда умела справляться с подобными пустяками…

— А сейчас не умею…

— Возьми…

Он сует мне пакетик.

— Спасибо. Не ожидай меня, я верну его тебе за столом. И заодно поздороваюсь со всеми.

Я вхожу в туалет, он отделан как роскошный дом свиданий. Там постоянно толпится целый рой проституток, они пытаются прихорошиться, разглаживая свои ранние морщины, и, после UV придавая лицу загорелый вид, щедро покрывают его «Терракоттой». Вот тут-то и обнаруживается их самозванство: содержимое их сумок нефирменное, они без тени смущения достают из них тушь для ресниц и губную помаду из супермаркета… Простите, извините меня, я хотела принять кокс, спасибо. Я закрываюсь в кабинке и достаю из своей сумочки от Вюиттона пакетик. В одно мгновение ко мне возвращаются мои прежние рефлексы, а к моей кредитной карточке — ее утраченное было полезное предназначение. Я осторожно высыпаю крупинки на закрытую крышку унитаза, лихорадочно сворачиваю двухсотфранковую купюру. Опускаюсь на колени и смотрю на пять полосок. Вдыхаю… Одну… Вторую… Меня охватывает эйфория. Я делаю паузу. А потом — третью. Четвертую. Пятую… Почему я лишала себя этого целых шесть месяцев? Суррогат счастья: шесть сотен за грамм. С трудом я поднимаюсь с колен, ударяюсь лбом о стенку, но боли не чувствую.

Я рывком распахиваю дверь, она с грохотом бьет соседнюю. В льстивом свете комнаты зеркало отображает мою очаровательную юность, капля крови блестит над бровью. Я снова безбоязненно встречаю своих демонов. Теперь я иду уверенной походкой. С непринужденным видом прохожу через зал, мне кажется, будто я пробудилась после долгого сна. Я возвращаю А. остатки кокса, меньше полграмма… Я сообщаю ему об этом с некоторым смущением, он не возражает, даже наоборот. Я обхожу их стол, здороваюсь со всеми этими мерзкими типами, созданными только для Ночи, моими бывшими партнерами по гнусному разврату, и они возникают в моей памяти с позеленевшими рожами, неузнаваемые, с заплетающимися языками и бессвязными мыслями, в слезах из-за того, что оказались бессильными. Но я чувствую свою связь с ними.

Я возвращаюсь к нашему столику, но мое место занято. Андреа как ни в чем не бывало болтает с одной из подружек своей сестры, которая сочла, что ее близость к его семье позволяет ей расположить свою задницу на моей розовой пашмине. Стоя перед ними, я достаю сигарету из пачки, которую оставила на столе, резко щелкаю «Дюпоном», в несколько приемов глубоко затягиваюсь.

— Добрый вечер, — говорю, выпуская струю дыма.

— О, добрый вечер, прости, я села на минутку на твое место, но я так давно не видела Андреа… — мямлит она, глядя на меня широко раскрытыми светло-голубыми глазами.

— Если тебе нравится мое место, можешь сидеть и дальше.

Андреа улыбается, но в глазах у него тревога.

— Она шутит.

Он встает.

— Что на тебя нашло, не собираешься же ты устроить скандал из-за того, что подруга Габриель на минутку села на твое место?

— Во всяком случае, не это мое настоящее место.

— У тебя, должно быть, приступ паранойи? Ты приняла что-нибудь?

— Да, мой дорогой. Полграмма, мой дорогой. Ну и что?

Мне хочется, чтобы он рассердился, сорвался хотя бы на мгновение, его выдержка бесит меня. А он просто смотрит на меня почти с презрением и извиняется за меня перед этой дурочкой, которая все еще торчит здесь, словно фарфоровая ваза, пялит на нас глаза и не осмеливается уйти не попрощавшись.