Хазарский словарь (мужская версия) - [92]

Сделал он это или нет, я не знаю, так же как не знаю, Ваше Преосвященство, хорошо ли то, что сделал я. Знаю сейчас только одно, что я по-прежнему чувствую голод писать и от этого голода у меня исчезла жажда помнить. Как будто я превращаюсь в протокаллиграфа Никона Севаста…

APPENDIX II

Выписка из протокола заседания суда с показаниями свидетелей по делу об убийстве доктора Абу Кабира Муавии

Стамбул, 18 октября 1982

Вирджиния Атех, официантка в ресторане отеля «Кингстон», свидетель по делу госпожи Дороты Шульц, сделала на суде следующее заявление: «В тот день, 2 октября 1982 года, погода была солнечной. Я чувствовала сильное волнение. Струи соленого воздуха тянулись с Босфора, и вместе с ними, извиваясь как змеи, в медленные мысли проникали быстрые мысли. Сад отеля „Кингстон“, где в хорошую погоду накрывают столы, имеет четырехугольную форму. Один угол солнечный, в другом — есть немного плодородной земли с цветами, в третьем — всегда ветрено, а в четвертом углу находится каменный колодец и рядом с ним столб. Я обычно стою за этим столбом, потому что знаю, что гости не любят, чтобы на них смотрели, когда они едят. Это и неудивительно. Я, например, стоит мне только посмотреть, как гость завтракает, знаю сразу, что яйцо всмятку нужно ему для того, чтобы перед обедом сходить выкупаться, рыба — чтобы вечером прогуляться до Топчиса-рая, а стакан вина даст ему энергию для улыбки перед сном, — улыбки, которая не достигнет близоруких гостиничных зеркал. С этого места возле колодца видна и лестница, ведущая в сад, так что всегда знаешь, кто приходит, кто уходит. Есть здесь и еще одно преимущество. Так же как вода из всех ближайших водосточных труб сливается в колодец, в него стекают и все голоса из сада, и, если приблизить ухо к отверстию колодца, можно ясно услышать каждое слово, произнесенное в саду. Слышно даже, как птица клювом схватила мошку и как треснула скорлупа на вареном яйце, можно различить, как перекликаются вилки, все одинаковыми голосами, и бокалы — каждый своим. Из разговоров гостей всегда ясно, зачем они собираются позвать официанта, и я могу удовлетворить их желания еще до того, как они мне их выскажут, ведь я все слышу через колодец. А знать что-то, хоть и на несколько мгновений раньше других, — большое преимущество, это всегда приносит пользу. В то утро первыми в сад спустились гости из номера восемнадцать, семья Ван дер Спак, бельгийцы, отец, мать и сын. Отец уже в годах, прекрасно играет на каком-то инструменте, сделанном из панциря белой черепахи, по вечерам из их номера часто была слышна музыка. Он немного странный и всегда ест собственной вилкой с двумя зубцами, которую носит в кармане. Мать — молодая, красивая женщина, по этой причине я ее более пристально рассматривала. Вот почему я заметила и один недостаток в ее внешности — у нее была только одна ноздря. Каждый день она отправлялась в Ай-Софию и там делала великолепные копии настенной живописи. Я спросила, не служат ли ее картины нотными записями песен мужа, но она меня не поняла. Ее сын, ребенок лет трех-четырех, тоже, вероятно, имел какой-то физический недостаток. Он всегда был в перчатках, даже когда ел. Но меня встревожило другое. В то утро, при ярком солнечном свете, я смотрела, как бельгиец спускался на завтрак по той самой лестнице, о которой я уже говорила. И я увидела следующее: лицо пожилого господина было не таким, как другие лица.

Судья: Что вы имеете в виду?

Свидетель: Соедините две левые половины одного и того же лица на фотографии, и из красивого человека получится монстр. Удвойте половину души — и вы получите не одну душу, а две изуродованные половины души, И у души, так же как и у лица, есть своя правая и левая стороны. Нельзя с помощью двух левых ног получить двуногого. У пожилого господина было две левые половины лица.

Судья: И это было причиной вашего беспокойства в то утро?

Свидетель: Да.

Судья: Я предупреждаю свидетеля, что он должен заботиться о правдивости своих показаний. Что же случилось дальше?

Свидетель: Я обслужила семью Ван дер Спак, сказав им, что перец и соль не следует брать одной рукой, и они, позавтракав, ушли, но мальчик остался поиграть в саду и выпить шоколад. Затем в сад спустилась д-р Дорота Шульц, присутствующая здесь, и села за свой стол. Прежде чем я успела заняться ею, к ее столу подошел теперь уже убитый д-р Муавия и сел рядом с ней. Было ясно видно, что ее время льется, как дождь, а его падает, как снег. Он был уже весь засыпан, по горло. Я заметила, что он был без галстука и что она тайком вынула из сумки револьвер, однако, обменявшись с доктором Муавией несколькими фразами, протянула руку, и он дал ей связку бумаг. Потом она взбежала по лестнице к комнатам, оставив оружие под бумагами, на столе. Все это взволновало меня еще сильнее. У доктора Муавии была детская улыбка, плененная бородой, как жучок — янтарем, и освещенная зеленью грустных глаз. Как будто привлеченный этой улыбкой, к столу доктора Муавии подошел мальчик из бельгийской семьи. Я напоминаю суду, что ребенку шел всего четвертый год. В саду больше никого не было. Мальчик был, как всегда, в перчатках, и доктор Муавия спросил его, почему он их не снимет.