Хазарский пленник - [7]
Рыбалить так рыбалить, дело привычное, да и кони на луговине у реки напасутся вдоволь, прошлая гонка им нелегко далась. Тимка даже рад отдохнуть от воинских занятий. Мечом махать только сперва увлекательно, как обобьёшь пальцы — пыл-то и остудится. Собрались скоро, Владимир страстен, как и все Рюриковичи. Выехали к реке, прихватив два сухих сака с зелёной паутиной водорослей в углах да пару мешков на добычу.
Река казалось родной, простецкая, как Случ, на которой частенько бывал Тимоха. Сперва покупались, наплавались вдосталь, проверяя ловкость, боролись в воде. Хоть Тимофей и не самый мастеровитый, а в воде поди угонись, выскользнет проворно, собьёт с ног любого и скроется в темноватой глубине. Даже Крутко не сумел его выловить, потому что, ныряя, закрывает очи и плывёт поспешно, а Тимка прилёг на дно, удерживаясь за корни старого камыша, и, вжавшись в мягкий прохладный ил, сумел укрыться.
После гоняли рыбу. Надрали лыка, чтоб не поколоть ступни камнями, сплели наскоро лапти и, вооружившись дубьём, загоняли мелочь пузатую, приткнув саки в узких местах реки. Мелюзгу отпускали, ссыпав блестящий улов на траву, наскоро выбирали крупную, а остальную сталкивали в воду, удивляясь превращению: только что сверкала мелкая плотвица в траве, а уж глянь, едва перевернётся, и нет зеркального блеска, серая спинка вильнёт и скроется.
Солнце после полудня, когда надумали возвращаться, затянуло лёгкими облачками. Уже не погреешься в жгучих лучах, не напьёшься воздушного жара, лёжа на притоптанной траве, дремотно наблюдая за стрекозами, с радужными крылами, за пугливыми мальками, тенью прокатившими по песчаному мелководью.
У леса углядели всадников, отряд в два десятка, может более, и, приняв тех за Князевых посланцев, поспешили навстречу. Но не пробежали и ста шагов, стали.
— Печенеги! — крикнул Макар, словно без него не поймут, чей отряд у леса.
Расплываясь дугой, устрашающе посвистывая, шла весёлая конница. А у них ни кольчуг, ни панцирей, ни стрел, лошади да мечи.
— Уходим? — вопрошает кто-то, но Владимир уже пришёл в себя и отвечает кратко, приказывая: — На хутор ни ногой! Иначе пропадёт табун! Прорываемся кучно в лес, а там как счастье повернётся! Держитесь, братья!
«Держитесь!» Легко сказать, а как на деле? Когда печенег по два, три на каждого, когда стрелы да арканы у них под рукой! Но всё ж неслись навстречу, впившись пятерней в рукояти мечей, привычно выбирая место в строю, где можно проскочить, прорваться. Крутко ещё и вперёд забежал, прикрывая князя, сцепился с вражиной в шапке с лисьим хвостом, Тимоха только тот хвост и приметил, пробуя обойти князя с другого бока. Ему выпал загорелый воин на гнедой лошади, лоб прикрывали кольца, и меч вскинул левой рукой, левой, что часто грозит гибелью непривычному. Но Тимоха уклонился и проворно чиркнул по боку коня, задев ногу печенега. Как попал, что делал далее его воин, не глядел, некогда. Едва уловив краем ока спешащего к лесу Владимира, Тимоха припустил следом. Но сбоку подобрался ещё один враг, и не достать поганца, идёт слева, примеряется подсечь сбрую. Свалит с седла, одним ударом свалит!
Отвернул, придержал свою лошадку и, понимая, что скверно получается, всё же пошёл кругом, зарываясь в ряды ворогов. Солнце сверкнуло, прорвав лёгкую завесу, ослепило Тимоху. Сам не приметил, как вынырнула тёмная сталь, прочертила полосу под рукой, остро обжигая тело, и сразу же судорога скрючила, свернула его в седле, заставляя вскрикнуть злобно, кляня неосторожность. Уклонился от встречного клинка, чуть не сполз на бок и довернул к лесу, надеясь оторваться. Мельком подумалось, что князь-то ушёл! В том нет сомнений, и добро, что так! Можно о себе подумать. Лес недалече. Там ни стрелой не достанут, ни арканом, там не просто прижаться сбоку, да и сама погоня рискованна: заблукав, не скоро к своим воротишься, преследователь может сгинуть бесследно.
Глупо вышло, глупо! Всё из-за табуна. Могли сразу уйти, на свежих конях, без тяжких доспехов, кто их достанет? Но нужно путать следы, нужно отвлечь печенегов, чтоб не нашли хутор, вот и вступили в бой, кого посекли, кого потеряли... глупо! Так дикие котята, вскормленные без человека, едва углядев ноги незнакомца, шипят и разбегаются по щелям. Что их когти хозяину? Но всё же не каждый спешит хватать дьяволят голой ладонью, памятуя о том, как скверно заживают рваные раны. Да, теплится надежда, что враги оставят в покое беглецов, не желая терять своих воинов в погоне за колючей добычей.
Тимоха оглянулся, пригибаясь под липовой веткой, роняющей сладковатую пыльцу, проверяя, нет ли преследователя, и тут же вылетел из седла. Снова грудь сдавило болью, и подняться скоро не удалось, но, когда открыл глаза и пригляделся, понял, почему запнулась лошадь. Стрела вошла в ногу, прогнувшись меж суставов, рассекая сухожилия. Потому и упала лошадка. Да и теперь не может подняться. Калека... Тимофей снова вспомнил Марфу, нащупал меч, привстал, желая лишь одного, достать сталью врага, вонзить клинок в ненавистное тело и успокоиться, свершив месть. Под локтем, в прорехе провисшей ткани видна рана, кровь уже не льётся, как сперва, густеет по краям, напоминая сладкую вишнёвую смолу, на ссадине ствола. Но рана велика, потому и двигаться непросто. А ещё пролившаяся кровь холодит тело, не катится теплом по портам, а уже холодит. Странно. Он видел всадника, спокойно приближающегося слева, развернулся навстречу, примечая обличье, — тот самый враг, с кольцами на шлеме. Приподнял меч, утонувший в траве, и остро охнул, поздно углядел опасность, швырнувшую боль, лишившую его оружия. Отвлёк! Этот с кольцами на лбу, отвлёк! Другой прицельно метнул стрелу, пробил плечо, и теперь Тимоха беспомощен, безоружен. На сказочный мох, изумрудный и сочный, как бусинки ягод, катятся капли, а он стоит снедаемый бессильной злобой и гадает, кто подступится к нему первым? Впрочем — почему безоружен? Нет меча? Однорук? Нет проворства и сил? Но ведь за голенищем сапожка, нового, бережливо снятого на время рыбалки, привычно пригрелся нож. Чем не сталь? Если волку довольно зубов, то почему он раскис как младенец? Припав на бок, он опустил руку к голенищу, стараясь отвлечь ближнего преследователя сдавленным стоном, который весьма легко слетел с губ. Боль ощутима, она ещё не утихла, каждое резкое движение порождает всплеск огня.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Хан Батый назвал этот город «злым». Ещё нигде его войско не встречало столь ожесточённый отпор. Русские витязи отважно бились на крепостных стенах маленького Козельска, защищая его от несметных полчищ кочевников. Семь долгих недель длилась осада. Потом город пал. Ворвавшись в Козельск, завоеватели не пощадили никого, даже грудных детей. И вот появился шанс переиграть тот бой, навсегда изменив привычное русло истории. На помощь далёким предкам отправляется отряд российского спецназа во главе с майором Деминым. Их всего пятеро против десятков тысяч, задание выглядит форменным самоубийством.
На дворе лето 1735 года. «Бироновщина» – страшное время для страны. Люди исчезают по ночам, дыба и раскаленные клещи палача в Тайной канцелярии не знают отдыха. Смутный период накануне русско-турецкой войны, когда ловкий и предприимчивый человек со шпагой и пистолетом может круто изменить свою судьбу – и судьбы страны.Наш современник Игорь Гусаров оказывается в теле курляндского барона Дитриха фон Гофена, который решил попытать счастья в «варварской и дикой Московии». Игорь готов рискнуть головой и пройти любые испытания, чтобы предотвратить дворцовый переворот «дщери Петровой» – беспутной Елизаветы.Здесь и сейчас, на топких берегах молодой имперской столицы, в свете чадящих светильников, в бальных залах дворцов и в душных кабаках, куется новое будущее России, новое будущее всего мира.Если ты настоящий гвардеец – возьми судьбу за горло и поверни маховик истории!
На дворе лето 1735 года. «Бироновщина» — страшное время для страны. Люди исчезают по ночам, дыба и раскаленные клещи палача в Тайной канцелярии не знают отдыха. Смутный период накануне русско-турецкой войны, когда ловкий и предприимчивый человек со шпагой и пистолетом может круто изменить свою судьбу — и судьбы страны. Курляндский барон Дитрих фон Гофен, решивший попытать счастья в «варварской и дикой Московии», готов рискнуть головой и пройти любые испытания, чтобы предотвратить дворцовый переворот «дщери Петровой» — беспутной Елизаветы.
Действие происходит в 1735-м году, во времена пресловутой «бироновщины». Восемнадцатилетний дворянин Елисеев начинает свою карьеру в Тайной канцелярии. Умному, честолюбивому и умеющему за себя постоять юноше не по душе бумажная рутина службы, и фортуна дает ему шанс проявить себя. Помощь приходит откуда и подумать было нельзя. Из нашего времени, из 21 века, к нему, в век 18-й, попадает его потомок из рода Елисеевых. У одного — природный ум и сила, у второго — дедуктивные способности и криминальные познания, опережающие текущую эпоху.