Хазарский пленник - [156]

Сейчас метать стрелы решится только отчаянный безумец, жаждущий войны с половецкой конницей. Таких в отряде Горбаня не нашлось. Более того, преследователи спешились, сошлись и громко спорили о дальнейшем, решая, как поступить.

Злость и досада не лучшие советники, но решение приняли быстро, и вскоре всадник с зелёным листом на конце копья направился к табору.

К табору же вели беглецов восхищённо покрикивающие пастухи, им понравился жеребец, в конях степняки отлично разбираются с детства. Они без особого труда выделяют из табуна самых сильных и выносливых скакунов. А чистокровного двухлетку грех не приметить.

Копьё с широким листом лопуха или чего-то подобного держал сам Горбань. Владимир узнал его и несколько раз оглянулся на Тёмного, будто Тёмный мог развеять наваждение. Нет. Никакого наваждения не было. Горбань спешился возле крытого воза, к которому подвели беглецов.

— Кто старший? — спросил Владимир и поклонился человеку, спокойно восседающему на возке. — Ты хан? Ты?

Тот не ответил, пристально разглядывая князя, Тёмного, скакуна, прихваченного воинами, и Горбаня.

Горбань действовал иначе: не зная языка, он прибег к простейшей мимике, указал на беглецов, сжал кулак, словно держит тех в своей пятерне, и, прижимая копьё локтем, ударил другой рукой сверху, прихлопнул как муху. Суть его показа понять не сложно. Мои люди, хочу наказать. Вот и вся повесть. Следом за жестами он раздвинул складки пояса, добыл кошель с монетами и подал их старшему. Цена рабов. Плата за беглых.

Старший не разглядывал кошеля, не считал монет, подал ближнему воину и спросил его что-то. Может, уточнял сумму? Воин просмотрел монеты, ответил. Понять, что сказано, нельзя, но в глазах старика мелькнули огоньки удивления. Не мало платил Горбань, совсем не мало.

Тёмный с ненавистью глядел на Горбаня и едва не плакал от бессилия, саблю отняли, и сейчас он не мог отомстить врагу, не мог и шагу ступить, а терпеть такое соседство не удавалось. Руки сами искали оружие. Но пояс лёгок, и ножны пустуют.

— Вражина! — выдавил Тёмный и стиснул зубы, уловив предупреждение князя.

— Где Боняк? Где Тугар? — спросил Владимир, повернувшись к старику на повозке. — Где ханы?

Старший кивнул, словно имена ему знакомы, но не ответил, кивком подозвал воина, а к месту суда собралось почти всё племя, и указал, где стоять. Слева от повозки, ближе к Владимиру, а другого, с кошелём, передвинул ближе к Горбаню.

И снова молча ждал чего-то. И все вокруг ждали.

Как будто в тишине должно было родиться решение, удобное всем, приемлемое и беглецами, и преследователями, и быстрыми воинами половецкой охраны.

— Думаешь купить нашу жизнь? Много платишь? — спросил Владимир, глядя против солнца на Горбаня, опиравшегося на копьё. Рваный лист уже сполз к руке и болтался на кромке, но Горбань не видел этого, внимая старику.

— Сколько спросят, столько заплачу, — ответил Горбань, не взглянув на князя. И добавил от себя: — На этот раз не вывернешься. Кончился твой срок. Весь вышел.

— Изменник! — всполошился Тёмный.

— Откуда золото? — равнодушно, словно говорил со своим ратником, обязанным отвечать, спросил Владимир. — Сбежал да казну расхитил? Ловкач!

— Золото Калокира, — поморщился Горбань. — Если я посадник, о какой краже речь? Всё моё! А ты и Тёмный — рабы. Уяснил, что тебя ждёт?

— Уяснил, — улыбнулся Владимир. — Делишь шкуру неубитого медведя.

И эта улыбка почему-то взбесила тихого сдержанного Горбаня. Он даже скривился от злости и в нетерпении шагнул к беглецам, указывая свободной пятерней на них:

— Мои люди! Отдай! Плачу хорошо. Честно!

— Кто бы говорил о чести! — заметил князь.

— Помалкивай! Скоро сдохнешь! — не удержался от злого выпада Горбань.

— Не спеши, продажная душа, — возразил князь. — Зря всё меряешь своим аршином. Здесь воля, законы иные!

Старик, которому ближний воин что-то нашёптывал, поглядывая на спорящих чужаков, приподнял ладонь и махнул, словно желая отстранить Горбаня вместе с его подношением. Улыбнулся Владимиру и мотнул куцей светлой бородой, что-то шепнув соседям.

Владимир почувствовал, как его пояса коснулись крепкие руки и мгновенье спустя в ножны легла сабля, отобранная у круга смерти, вытоптанного в травах в ожидании Горбаня.

Тёмный изумлённо вздохнул, и князь поспешил предупредить мальца:

— Не вздумай хватать саблю!

— Хан! — неуверенно воскликнул Горбань. — Хан, назови цену. Я куплю этих людей. Плачу щедро!

— Не гневи бога, — посоветовал Владимир и поклонился старику. — Не гневи судьбу, беги, покуда цел. А не то я куплю ваши головы! Слышишь, изменник?

Снова молодой воин принялся шептать старику, растолковывая сказанное, так казалось Владимиру, повидавшему толмачей, а по толпе прокатился сдавленный шёпот. Многие оборачивались, юные воины взбирались на возы, на дужки навесов, чтобы подняться высоко над степью, поднимались на плечи приятелей и со смехом рассказывали что-то собравшимся. Все глядели на запад, всматриваясь в линию светлеющего дальнего леса. Что привлекло их, неизвестно, но Горбань, злой и растерянный покупатель рабов, вдруг повеселел и громко, торопливо принялся втолковывать половцам: