Хайдеггер и греки - [6]
И ведь в иных языках, и прежде всего, в языках, не принадлежащих европейской культуре, дело обстоит так, что в сфере поэтического творче-ства и в медитации до сих пор живет язык в его естественном употреблении. В состоявшейся здесь интересной дискуссии[5] мы обсуждали тот факт, что в китайском языке "Тао" означает "путь" (Weg). Тут не о том ведь идет речь, что мы отъединены от сегодняшнего Китая континентом и столетием или тысячелетием. Ибо греки в подобном случае употребляли слово "метод" ("Methods"). Правда, это слово у греков не тождественно понятию теории науки Нового времени. Да и Хайдеггер охотнее говорит о "путях" ("Wege"), нежели о "деяниях" ("Werke"). Несомненно, из-за своеобразного языкового стиля мышления Хайдеггер отнюдь не везде в почете. Его язык нередко становится объектом издевок, насмешек, по крайней мере, критики. Когда в Оксфорд пришла весть о смерти Хайдеггера, одни из ведущих английских ученых воскликнул: "Наконец-то шута не стало!" И все же стиль мышления Хайдеггера получил всемирно-исторический резонанс, что все мы подтвер-дили уже своим присутствием в этом зале. Да и само сопротивление его обращению с языком - тому свидетельство. Ведь и некоторые работы, пришедшие из-за рубежа, пока что тоже вызывают наше обратное сопро-тивление: употребляют же там такие понятия, как реализм и идеализм, - и так, будто существовал только мир современной науки и ему присущая теория познания (все равно, понималась ли она как номинализм, в конеч-ном счете как позитивизм, или трактовалась в качестве трансцендентальной философии, основывающейся на факте науки).
Многие из слов-понятий, в которых выражает себя философская тради-ция, несмотря на их греческое происхождение, передавались в латинском переводе. Это, в свою очередь, потребовало нового значительного шага, который сделал Кант. Он был первым, кто сумел создать значительное систематическое произведение, уже не на средневековой латыни, а на немецком языке, что открыло новую эпоху. Значимость сделанного ощу-щается ососбенно у Гегеля, который при всей искусственности своего понятийного языка и способа мышления был наделен языковым даром редкой силы. Такой же силой обладает разве лишь Хайдеггер, и не только из-за общего им обоим швабского обертона. Именно этот дар дает Гегелю, как и Хайдеггеру, удивительную силу, проявляющуюся в продуцировании понятий.
Я напомню об известном построении гегелевской логики. Во второй части обсуждается учение о сущности. Тут нужно быть очень внимательным, чтобы заметить, что сущность (das Wesen) - это не просто "Essentia", - латинский перевод слова "Ousia". Этому учит нас и первое начало гегелев-ской логики, ибо тут и появляется новое. - Гегель был первым, кто для решения метафизического вопроса о бытии привлек к рассмотрению учения досократиков и начал анализ мышления с бытия, ничто и становления. Уже это указывает на собственный смысл "сущности". Сущность - темпораль-ная категория. Теперь мы ведем речь не только о разложении или разру-шении сущности (das Verwesen), но также и о при-сущности, или присут-ствии сущности (Anwesen), и о том, что нечто является лишенным сущно-сти, не-сущностью (das Unwesen). Таким образом, словом "сущность", как и всеми от него производными, всегда выражается присутствие, которое все пронизывает (die Anwesenheit), - почти незаметное нечто: "Тут - нечто присутствующее" ("Da ist etwas da").
В работах, посвящанных интерпретации философии Гегеля, Хайдеггер вел борьбу с традицией метафизики. Хайдеггер всегда сводил Гегеля к представляемой им метафизической традиции. И поэтому он, выступая против Гегеля, порой не слышал, - как я полагаю, - самого Гегеля.
Чтобы пояснить свою мысль, я уточню, что речь идет вовсе не только о силе немецкого языка или о том, что лишь благодаря ей можно найти путь к греческому. Ведь для тех, кто приходит к нам из других культурных и языковых миров, чтобы вместе с нами заниматься философией, дело обстоит подобным же образом. Они сами должны уловить послание Хайдеггера. Недостаточно вглядываться в Канта, Гегеля или Хайдеггера, как это делали мы; недостаточно видеть их такими, какими они сами себя представляли. Речь не идет и о том, чтобы повторять хайдеггеровский язык. Хайдеггер всегда возражал против того со всей решительностью. С самого начала он полностью отдавал себя отчет в опасностях такого повторения, называя сущность философских высказываний лишь "формальным уведомлением". Тем самым он хотел подчеркнуть: самое большее, что под силу мышлению, - это указать направление. Но ведь никто, кроме нас самих, не откроет нам глаза. И лишь потом будет найден язык, который выразит то, что мы "видим".
Сам Хайдеггер был воодушевлен возвратом к греческому языку и даже как-то, в присущей ему провоцирующей манере, назвал греческий и немецкий единственными языками, на которых только и сподручно фило-софствовать. При этом он имел в виду огромную, в принципе, задачу - в процессе философствования по возможности вернуться от латинизирован-ных греческих понятий к их изначальному виду. И это вовсе не мелочь. Один пример. В греческом языке нет понятия, соответствующего понятию воля, "Voluntas". На греческом можно было бы в таком случае употребить слово "boulestki" или какое-нибудь подобное, а это придает полю значений совершенно иной диапазон, чем при употреблении "Voluntas" и "Wille". Здесь (в исходно греческом диапазоне значений) заключено и
В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века - Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г. ). Гадамер - глава одного из ведущих направлений современного философствования -герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе.
В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Книга посвящена жизни и творчеству видного французского философа-просветителя Э. Б. де Кондильяка, представителя ранней, деистической формы французского материализма. Сенсуализм Кондильяка и его борьба против идеалистической метафизики XVII в. оказали непосредственное влияние на развитие французского материализма.Для широкого круга.
«…У духовных писателей вы можете прочесть похвальные статьи героям, умирающим на поле брани. Но сами по себе «похвалы» ещё не есть доказательства. И сколько бы таких похвал ни писалось – вопрос о христианском отношении к войне по существу остаётся нерешенным. Великий философ русской земли Владимир Соловьёв писал о смысле войны, но многие ли средние интеллигенты, не говоря уж о людях малообразованных, читали его нравственную философию…».
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.