Хайдеггер и гиппопотам входят в райские врата - [12]

именно – это всего лишь словесные ухищрения и увертки.

Важное уточнение

Врач:

– У меня для вас хорошая новость и плохая.

Пациент:

– Начните с хорошей.

Врач:

– Ваши анализы свидетельствуют о том, что вам осталось жить 24 часа.

Пациент:

– И это хорошая новость? Какова же плохая?

Врач:

– Я забыл позвонить вам вчера.

Увертка

Марти отправился проверить здоровье к доктору Льюису. После обследования врач сообщает:

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, Марти. Вам осталось жить только шесть месяцев.

Марти лишается дара речи. Через некоторое время он говорит:

– Доктор, это ужасно. И, должен признаться, что сейчас я не в состоянии оплатить ваш счет.

– Ну ладно, – отвечает доктор Льюис. – Даю вам год жизни.

Французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр прочитал Хайдеггера (просидев за книгой шесть дней кряду в кафе Les Deux Magots[20], как утверждал местный официант) и сделал собственный вывод об экзистенциальной значимости смерти. По словам Сартра, смысл смерти в том, что «через смерть для-себя навсегда превращается в-себе в соответствии с тем, что оно полностью перешло в прошлое»[21]{9}.

Есть вопросы? Французы выражаются гораздо более замысловато, чем остальные, не так ли? «Для-себя» (термин Сартра) – это человеческое сознание: он называет его «для-себя», поскольку это не вещь. Если бы оно было вещью, то называлось бы «в-себе».

А почему эти философы не могут выражаться на простом английском языке?

Во-первых, Дэрил, Сартр был французом.

Ну да, и звучит немного в стиле Фоли-Бержер.

Сартр имел в виду, что у человека нет «сущности», нет предустановленной цели, как, к примеру, у резиновой уточки. «Сами по себе» люди – ничто, в то время как резиновые утки являют собой нечто, как любой, кто застревал в ванной на три часа, может подтвердить. По мнению Сартра, радикальное различие между людьми и утками состоит в том, что мы, люди, формируем свою сущность посредством выбора того, какими мы хотим быть. Есть, конечно, и другие различия. Однако люди – самосозидающие существа, они – «бытие-для-себя», а не – «бытие-в-себе», созданное для определенной цели.

Во всяком случае, именно такими мы и должны быть – всегда готовыми переделывать себя. Однако, увы, большинство из нас предпочитают быть вещью – нет, не такой вещью, как стол, светильник, ванна, а вещью, исполняющей роль человека, растворяя свою идентичность в профессии, государственности или репутации игрока в гольф. На этом пути мы соскальзываем в неподлинное существование, своего рода жизнь в состоянии смерти, как у знаменитого сартровского официанта, который убежден, что в обслуживании столов состоит его сущность. Глупый гарсон. Он не способен видеть, что возможность свободы – возможность выйти за пределы того, кем он является, – всегда есть.

Она есть, пока он действительно не умрет. Вот тут мы все становимся вещами. Тогда у нас появляется сущность, заверенная печатью, подобно штампу на мясе.

Утрата бытия-для-себя

– Индейки в вашей морозилке выглядят такими маленькими. Не будут побольше?

– Нет, мадам, они мертвые.

{5} Выберите себе бессмертие по вкусу

Послушайте, парни, показатели моего счетчика страха зашкаливают. Как насчет короткого бодрящего перерыва? Может быть, скажем, вы слышали какой-нибудь свежий анекдот?

Вот так так, Дэрил. Мы не уверены, что экзистенциалисты согласились бы снижать градус страха, как только он поднялся выше красной отметки. Но мы вынуждены согласиться, что маленький перерыв не повредит. Пойдем дальше по списку систем бессмертия Эрнеста Беккера и остановимся на одной из них, которая имеет очевидные и прискорбные недостатки, дающие нам, к счастью, повод от души посмеяться. Мы говорим о так называемом бессмертии в памяти наших наследников.

Для начала – пара слов от мудрецов:

«Почему я должен заботиться о потомках? Что они когда-либо для меня сделали?»

Это Граучо Маркс[22]. А вот еще круче – от его философского крестника, Вуди Аллена:

«Я не хочу продолжать жить в сердцах соотечественников, я хочу продолжать жить в своей квартире».

Эти высказывания подразумевают, что жизнь в сердцах и умах наследников никак не соответствует представлениям большинства из нас о «бессмертии»: тут нет вечного сознающего субъекта. Вы можете продолжать жить в сознании других, но у вас не будет собственного.

Однако кое-что Беккер забыл упомянуть – относительное удобство вечной жизни посредством мемориалов. В отличие от гарантированного местечка на небесах, поминовение на Земле удобно для пользователей и имеет готовую инфраструктуру. Увековечивание памяти о себе – сегодня задачка из простейших; задать, скажем, в Google поиск: «статуя на коне», «город Байонна, штат Нью-Джерси».

Ваша статуя размером больше натуральной величины в центре парка – хороший способ достичь этого рода бессмертия. Достаточно позвонить местному скульптору и отдать на депозит в городской сейф какую-нибудь мелочь. Присвоение зданию или бульвару вашего имени – тоже славный трюк. И толстая биография, написанная профессором Йельского университета, с фотографиями и 30 страницами концевых ссылок – тоже круто. Но, к сожалению, не так много свободного пространства в парках и бульварах и не так много йельских профессоров, которые рвутся написать вашу биографию, не говоря уж о том, что с учетом затрат на похороны немногие оставят после себя миллионы на сооружение общественных монументов.