Хасинто. Книга 1 - [15]

Вот и ограда, а в ней проход. Дальше — жизнь. Чуждая, холодная, далекая, как острые звезды над головой.

Хасинто казалось, что сил хватит лишь на то, чтобы добраться до опочивальни, а там упасть хоть на кровать, хоть на пол, и лежать до скончания времен.

Он ошибался. Силы проснулись, стоило неподалеку от часовни увидеть сеньора. Мерзавец стоял, глядя то ли на небо, то ли на крышу Божьего дома. Свет от единственной висящей у входа лампы кощунственно венчал его голову нимбом.

Из груди Хасинто с хрипом вырвался воздух. Де Лара вздрогнул и обернулся.

— А, вы вернулись.

Разум покинул Хасинто.

— Вы… вы… Она мертва! — он подлетел к сеньору. — Вы скрыли! Не сказали! А ведь я спрашивал! Вы не уберегли ее! Вы даже не скорбите! Как?! Почему?! Это… это бесчестно!

— Не забывайтесь, Гарсиас!

— Вы не уберегли, вы…

Его прервала оплеуха — унизительная и… отрезвляющая.

Хасинто покачнулся, прижал руку к пылающей щеке. Возле уха пульсировала боль. Левое веко задергалось, ресницы часто-часто заморгали. Он открывал и закрывал рот, громко дыша.

— Я жду, — процедил дон Иньиго.

Чего он ждет, Хасинто понял сразу: извинений. В груди червячком шевельнулась совесть, ведь сеньор сейчас проявил снисхождение, а мог разъяриться, оскорбиться по-настоящему. Для семейства де Варгас это было бы чревато неприятностями — вплоть до утраты части земель и потери покровительства. За себя не страшно, но есть еще матушка и Санчито. Да как он вообще осмелился нанести оскорбление рико омбре? Совесть уже не просто шевелилась, а бушевала, перерождаясь во стыд. Хасинто склонил голову и рухнул на колени — не опустился, а именно рухнул.

— Мой сеньор! Смею ли молить о прощении? Я оскорбил вас… Вел себя, как безумный. И все же позвольте надеяться на ваше милосердие! Скажите, могу ли я хоть как-то искупить вину?

Де Лара долго молчал, а когда заговорил, то голос прозвучал глухо и будто издалека:

— Хорошо, что вам хватило ума осознать вину. И скажите спасибо, что еще не стали моим оруженосцем. Только поэтому — и в память о вашем отце, — я прощу. Но еще одна подобная выходка, и ни ваша юность, ни ваша дурость, ни то, что вы сын Гарсии, оправданиями не станут.

— Да, дон Иньиго, — прохрипел Хасинто. — Я понял.

Он наконец осмелился вскинуть на сеньора взгляд. Де Лара, прищурившись, тоже посмотрел ему в глаза, затем протянул руку для поцелуя, и Хасинто поцеловал.

— Можете встать.

— Так вы… прощаете меня?

— Да. Я же сказал.

— И не отошлете? — Он наконец поднялся на ноги. — И по-прежнему готовы видеть меня своим… эскудеро?

— Гарсиас, если я кого-то прощаю, то полностью. Запомните это.

Глава 3

Рассвет лениво вползал в окно, расчерчивая серыми полосами стол и лежащие на нем книги, а в глубине комнаты все еще топталась больная ночь. Бессонная — Хасинто ни на миг не сомкнул глаз. То носился от стены к стене, от окна к двери, то, преклонив колени перед крестом, шептал молитвы. Под утро просто лежал, глядя в никуда.

Веки опухли от слез, воспалились и, наверное, покраснели. Глаза разъедало, будто в них песок насыпали. Но разве муки тела сильнее боли души? Нет! Лучше бы он страдал от ран, от лихорадки — от чего угодно! — лишь бы Марита была жива.

Прогудел рассветный рог.

Надо встать. Переодеться. Выйти из комнаты. Найти сеньора.

Такие простые действия, а кажутся чуть ли не подвигами…

Надо. Заставить. Себя.

Да, он утратил любимую, но не может лишиться еще и чести. Раз де Лара сказал, что утром этого дня ждет клятву эскудеро — нужно ее дать.

Хасинто приподнялся и сел на кровати. Встать, правда, не удалось, настолько непослушным было тело. Зато стоило разразиться колокольному звону, громко-пронзительному, и некая сила словно подняла, вздернула Хасинто на ноги. В глазах потемнело, он закачался, но быстро пришел в себя. Через несколько минут, облачившись в простую камизу, вышел из опочивальни, а потом из замка.

Хасинто не обнаружил сеньора ни у часовни, ни в ней. Когда же после утрени разошлись прихожане, остался сидеть на скамье, глядя на деву Марию. Казалось, она вместе с ним скорбит по Марии другой — Марии Табите.

За спиной вздохнула и застонала дверь, потом захлопнулась. Хасинто не оглянулся, даже услышав гулкие, отзывающиеся эхом шаги. Лишь когда тяжелая рука легла на плечо, вздрогнул и повернул голову. Дон Иньиго. А рядом с ним Диего стоит, улыбается.

Хасинто поднялся со скамьи и, встав напротив сеньора, поклонился. Тот задержал взгляд на его лице. Наверняка обратил внимание и на опухшие веки, и на искусанные губы.

— Доброе утро, — протянул де Лара. — Мне сказали, что вы здесь.

— Я счастлив вас видеть, дон Иньиго.

Какой же осипший у него голос! Вот и от Диего это не ускользнуло: оруженосец наконец перестал лыбиться, склонил голову набок, а между его бровей пролегла складка. Зато сеньор остался невозмутимым.

— Я и мои кабальерос собрались на охоту. Несколько неожиданно, понимаю. Хотел спросить, желаете ли поучаствовать? Вот только одеты вы не как для охоты, а как для… — он замолчал и многозначительно приподнял брови.

— Мой сеньор… Я так одет, ибо… вы говорили, что этим утром… Вот я и подумал…

— Желаете принести клятву? Вы все-таки решили сделать это сегодня?