Хасидские предания - [2]

Особый отличительный характер это движение получило благодаря его самобытному представлению о благочестивом – хасиде – как воплощении религиозного идеала. Хасид превосходит интеллектуальные мерки, возвышается над ними, ибо религиозные критерии не зависят от них. Здесь мы видим совершенно иную шкалу ценностей, не имеющую никакого отношения к традиционному еврейскому почитанию ученого знатока Торы. Хотя хасиды всячески поощряли изучение Торы, облик благочестивого складывался из совершенно иных элементов, и потому в хасидских легендах того времени еврейская община города могла быть спасена от «черной смерти» неученым, но благочестивым чтецом псалмов. По «Сефер хасидим», хасид должен обладать тремя основными качествами: аскетической отрешенностью от всего мирского, совершенной душевной уравновешенностью и крайним альтруизмом, возведенным в принцип.

Аскетизм хасида связан с его отказом от обыденной жизни со всеми ее развлечениями и удовольствиями (светская беседа, игра с детьми и т. п.), воспринимаемыми как искушение. Хасид должен, не уклоняясь, встречать все оскорбления и даже позор, ибо в этом истинная добродетель праведника (один хасид говорил: «Мне не нужна честь, ибо что станет с честью после смерти человека?»). Не меньшее внимание уделялось альтруизму в той предельной его форме, которая выражена словами Мишны: «Мое – твое, а твое – твое, таков путь благочестивого». Однако хасиды придерживались еще более суровых правил и норм, чем того требовала традиция, ибо они подчинялись высшему, небесному закону (дин шамаим) и проповедовали полное самопожертвование.

Аскетический идеал религиозного иудея, совершенно лишенного тяжеловесной учености, обретает сходство с идеалом христианского монаха–аскета, а также мусульманского суфия и дзэн–буддийского монаха. Немало общего с хасидами можно найти и у византийских юродивых, и у христианских мистиков (Майстер Экхарт, Рейсбрук). По словам Гершома Шолема, «идеал монашествующего киника предстает перед нами в своем еврейском обличье под именем хасида». Хасид – это человек, который в продолжение всей своей жизни посвящает себя выполнению какой–либо религиозной заповеди, не нарушая ее ни при каких обстоятельствах. Тот же, кто колеблется изо дня в день между различными предписаниями, не может называться хасидом.

Сравнительно немногое объединяет хасидизм XIII в. с поздним хасидским движением в Польше и на Украине в XVIII в. Между ними пролегло несколько эпох в развитии еврейской мистики, во время которых сложилась богатейшая каббалистическая традиция, в полном объеме воспринятая новыми хасидами. И все же их роднит общий дух мистического морализма, вскормившего идеал немецкого благочестивого и цадика позднего хасидизма, ибо это были некие идеальные прототипы мистического образа жизни, праведники, благодаря которым стоит мир.

Религиозно–мистическое движение хасидов, изучением которого занимался Мартин Бубер, возникло в конце 30–х гг. XVIII в. в Подолии. Его появление связано с выдающейся фигурой в еврейской жизни – Израэлем бен Елиезером (ок. 1700–1769), прозванным Баал Шем Товом («Владеющим Благим Именем (Божьим)», сокращенно – БЕШТ), который, как писали тогда, «опустил небеса на землю». БЕШТ получил известность как чудотворец, каббалист–целитель, чем привлек к себе значительное число людей, в большинстве малообразованных – деревенских торговцев, мелких арендаторов, разносчиков товаров и т. п. После долгого периода странствий он обосновался в 1740 г. в Меджибоже, где вокруг него сложился кружок ближайших учеников. Город стал местом массового паломничества, и вскоре хасидское движение охватило Подолию, Волынь, Галицию, распространилось в Польше, Молдавии, Белоруссии, Закарпатье, Словакии и других регионах. К концу жизни БЕШТа уже свыше десяти тысяч его последователей, среди которых были и раввины, несли учение хасидизма во многие страны.

Учение Баал Шем Това и его учеников самым тесным образом связано с каббалистическими доктринами, главным образом Ицхака Лурии (1534–1572) и его школы. Именно из этого источника они восприняли основные концепции, видоизменив их и сделав доступными для простых людей. Основное внимание уделялось при этом практической стороне, а точнее – этическому идеалу, воплотившемуся в учении о цадиках (праведниках). По выражению Бубера, «хасидизм – это Каббала, ставшая этосом».

Баал Шем Тов учил, что весь мир образовался из Божества и есть его проявление. Бог во всем и везде. Он наполняет и самые незначительные предметы, и высокие помыслы человека, он непрерывно вмешивается во все человеческие дела. Посему к каждому человеку надо относиться как к праведнику, ибо никто не падает настолько низко, что уже не может подняться к Богу. С этим связано учение о зле как форме проявления самого Бога в мире; самостоятельного (в онтологическом смысле) зла не существует.

Цель жизни человека – это служение Богу, которое состоит в слиянии с ним, источником всякой жизни. БЕШТ говорил, что «человек должен познать самого себя как проявление Божества». Нужно стремиться к познанию божественной тайны, о которой не пишут в книгах, ибо это есть само ощущение слияния с Божеством. Достигается же последнее не путем изучения Закона (доступного лишь немногим), но «наполненной» и «устремленной» молитвой, а также соблюдением заповедей – но не формальным и мелочным их исполнением, а мистическим, когда каждый акт наполнен особой восторженностью.