Харчевня в Шпессарте - [42]

И на Феликса несчастье графини произвело сильное впечатление. Все ее существо казалось ему таким трогательным и знакомым; ему представлялось, что это его рано умершая мать очутилась в таком ужасном положении. Он чувствовал такой подъем, такую отвагу, что охотно отдал бы за графиню жизнь. И когда студент произнес эти слова, в его душе ярко вспыхнула мысль; он забыл всякий страх, все расчеты и думал только о спасении этой женщины.

— Если дело только в этом, — проговорил он, — если нужно только маленькое тело, безбородое лицо и мужественное сердце, чтобы спасти госпожу, то, может быть, я гожусь на это? Графиня, наденьте, недолго думая, мой кафтан, спрячьте ваши прекрасные волосы под мою шляпу, возьмите на спину мой узел и, под видом Феликса, золотых дел мастера, отправляйтесь в путь-дорогу.

Все были изумлены мужеством юноши; егерь же, обрадовавшись, бросился обнимать его.

— Золотой парень! — воскликнул он. — Вот что ты придумал! Ты хочешь нарядиться в платье моей госпожи и спасти ее? Сам бог внушил тебе это; но ты будешь не один: я отдамся вместе с тобой в плен, буду сопровождать тебя, как твой лучший друг, и, пока я жив, они не сделают тебе никакого зла.

— И я тоже пойду с вами, клянусь жизнью! — воскликнул студент.

Графиню долго пришлось уговаривать, пока она не согласилась, наконец, на такое предложение. Ей была невыносима мысль, что чужой человек жертвует для нее своей жизнью; она представляла себе, как ужасна будет месть разбойников, в случае, если они разоблачат обман, и что месть эта целиком обрушится на несчастного. Но наконец она уступила просьбам молодого человека остаться невредимой, все сделать, чтобы освободить своего спасителя. Она согласилась. Егерь и остальные путешественники проводили Феликса в комнату студента, где он быстро накинул на себя платье графини. К довершению всего егерь нацепил ему еще несколько фальшивых локонов камеристки и дамскую шляпу, и все стали уверять, что его невозможно узнать.

Даже оружейный мастер поклялся, что если бы встретил его на улице, то тотчас снял бы шляпу, и ему бы и в голову не пришло, что он раскланялся со своим доблестным товарищем.

Графиня тем временем с помощью камеристки извлекла из ранца молодого золотых дел мастера его одежду. Шляпа, надвинутая на самый лоб, дорожный посох, несколько облегченный узелок на спине, — все это сделало ее неузнаваемой, и путешественники во всякое другое время немало посмеялись бы над этим забавным переодеванием. Новый ремесленник со слезами поблагодарил Феликса и обещал поспешить выручить его.

— У меня к вам еще одна просьба, — отвечал ей Феликс. — В ранце, который у вас за спиной, есть маленькая шкатулка; спрячьте ее получше; если б она потерялась, я был бы несчастлив всю жизнь; я должен отнести ее моей приемной матери и…

— Готфрид, егерь, знает мой замок, — возразила она, — все это в целости и сохранности будет возвращено вам, когда вы, я на это сильно надеюсь, посетите нас, благородный молодой человек, чтобы принять от моего мужа и от меня нашу благодарность.

Не успел Феликс ответить, как со стороны лестницы раздались грубые голоса разбойников; они кричали, что положенное время истекло и все готово к отъезду графини. Егерь спустился к ним и заявил, что он не покинет дамы и лучше куда угодно отправится с ними, чем без своей госпожи явится к ее мужу. И студент также объявил, что хочет сопровождать даму. Разбойники посовещались между собою и согласились наконец, с условием, что егерь тотчас снимет с себя оружие. Одновременно остальным путешественникам было приказано сидеть смирно, в то время как будут уводить графиню.

Феликс спустил вуаль, которой была покрыта его шляпа, уселся в уголок, подперев голову рукой, и в этой позе глубоко огорченного человека стал дожидаться разбойников. Путешественники перешли в другую комнату, однако разместились так, чтобы видеть все, что будет происходить; егерь сидел, приняв грустный вид и прислушиваясь ко всему, что делалось в другом углу комнаты, предназначенной для графини. После того как они просидели так несколько минут, дверь отворилась, и в комнату вошел красивый, хорошо одетый человек лет тридцати шести. На нем было нечто вроде военного мундира, на груди орден, длинная сабля на боку, а в руках он держал шляпу, с которой свешивались прекрасные пушистые перья. Как только он вошел, двое из его людей стали на страже у дверей.

Низко поклонившись, он направился к Феликсу; казалось, он смущался и не знал, как держать себя со столь знатной дамой. Он начинал несколько раз, прежде чем ему удалось сказать более или менее складно следующее:

— Милостивая государыня, бывают положения, когда приходится запастись терпением. Ваше положение как раз такое. Не думайте, что я хоть на минуту могу забыть об уважении, которое я не могу не питать к столь достойной особе; у вас будут все удобства, вам ни на что не придется жаловаться, разве только на страх, который вы испытали сегодня вечером. — Тут он замолчал, дожидаясь ответа; но Феликс упорно молчал, и он продолжал: — Не принимайте меня за обыкновенного вора или душегубца. Я несчастный человек, которого довели до такой жизни тяжелые обстоятельства. Мы хотим навсегда покинуть эту местность, чтобы уехать, но нам нужны деньги. Нам было бы проще всего напасть на купцов или на почту, но тогда нам многим людям пришлось бы причинить горе. Господин граф, ваш супруг, шесть недель тому назад получил наследство в пятьсот тысяч талеров. Мы просим вас выделить двадцать тысяч гульденов от этого излишка, требование, без сомнения, скромное и справедливое. Поэтому вы будете так добры и отправите сейчас же незапечатанное письмо господину вашему супругу, где вы ему сообщите, что мы задержали вас, чтобы он возможно скорее доставил названную сумму, в противном случае… вы понимаете меня, нам пришлось бы поступить с вами несколько суровее. Выкуп будет принят только при условии строжайшего молчания, и тот, кто принесет его, должен прийти сюда один.