Харама - [121]
— Но пойми ты, Даниэль, я просто в отчаяние прихожу, как подумаю, что надо идти к ее матери…
— Придется пойти, — сказал Сакариас.
— Да, Сакариас, — ответил Тито, — я тоже понимаю, что надо ей сказать. Вся штука в том, как? Ну как ей сказать?
Они двинулись дальше.
— По-моему, как ни скажи матери, что ее дочь умерла, все будет ужасно, — заметил Сакариас. — Нет тут выбора.
— Я просто в панике, — стонал Тито, — в панике!
— Ну, оставь… — сказала Мели. — Мы все пойдем, сколько нас тут есть. А сейчас не надо, пожалуйста.
— Да, надо идти всем вместе, — решил Тито. — Всем вместе. Иначе я не смогу.
— Никто бы не смог, — сказал Даниэль. — Если бы мне одному пришлось идти, я не смог бы даже подняться по лестнице, сбежал бы.
Мигель, Алисия, Паулина и Себастьян дожидались их уже возле кафе.
— Пусть кто-нибудь вынесет вещи, — сказал Себас, — мы положим их в коляску. Ждем здесь. Мне не хочется входить, если вы не против.
— Не беспокойся, — сказал Сакариас, — мы все сделаем сами.
Паулина осталась с Себастьяном. Остальные вошли. Мигель сказал:
— Добрый вечер!
— Ну как? Как дела? — спросил Маурисио. — Если бы вы знали, ребята, как мы вам сочувствуем в этом несчастье. Надо же было напоследок случиться такому, господи боже мой!
Мигель посмотрел на него, хотел что-нибудь сказать, но не знал что. Наступило молчание.
— Бывает и такое.
— Да. Будьте добры, получите с нас. Мы уезжаем.
— Сию минуту. Может, вам что-нибудь нужно…
— Спасибо, — ответил Мигель. — Мы пойдем заберем велосипеды.
— Подождите, я зажгу свет.
Мужчина в белых туфлях уставился в землю, алькарриец — в стакан. Кармело заглядывал каждому в лицо, пока они один за другим проходили мимо него в коридор. Когда они возвращались с велосипедами, в дверях кухни показались обе женщины, и Фаустина сказала:
— Боже мой, что за пикник у вас получился… Господи, такая молодая девушка! Вы даже не знаете, как нам ее жалко!
Фернандо собрал судки, которые Маурисио уже выставил на стойку. Остался один Мигель со своим велосипедом, он дожидался, пока Маурисио подсчитает, сколько с них. Наконец он расплатился и вышел. Себастьян завел мотор.
— Ждите нас у поворота с автострады, на углу улицы Картахена! — прокричал Мигель Себастьяну в промежутке между выхлопами мотора. — Понял? Там и поговорим!
— Хорошо!
Себастьян тронул и выехал на дорогу. Макарио и Кармело вышли к двери посмотреть, как они уедут. Алисия вздохнула:
— У кого еще хватит сил крутить педали до Мадрида?
— Хочешь не хочешь, а ехать надо.
Мотоцикл умчался, и теперь стало видно, как повернулся свет его фар при выезде на шоссе. Даниэль сел на велосипед последним, и все молча и быстро поехали. Макарио и Кармело вернулись к стойке.
— Бедняги!
— Они любили ее, — сказал Кармело. — Заметно, что все любили эту девчушку, которая утонула. Кто больше, кто меньше, но все плакали, это видно по лицам. Хорошо поплакали, и не только девушки, но и некоторые парни. Когда плачет мужчина, значит, его проняло как следует, перевернуло ему все нутро. — Он скрючил пальцы и поднес руку к животу.
— Неожиданное несчастье огорошит самого крепкого, — сказал пастух, — особенно если случается в праздничный день, когда человек весел и беззаботен и думает только о том, чтобы провести этот день интересно, как они говорят, лихо, вот и получается, что они вроде бы с неба падают сразу в преисподнюю.
Алькарриец сказал:
— С мадридцами такое частенько случается, и все из-за того, что в праздники на них удержу нет. Всякие происшествия бывают, когда они развлекаются, а не во время работы. И смертей по праздникам бывает больше, чем в будни. Вот как они проводят праздники.
— Это верно, — согласился пастух. — Забавы ради хотят луну с неба достать, ну, конечно, срываются и сами падают. Будто с ума посходили, все им невтерпеж, вынь да положь, такие отчаянные, что какой уж тут порядок, суматоха одна да неразбериха.
— И мне они кажутся такими, — заметил алькарриец.
— Ну, не стоит преувеличивать, любят они всякие пикники и забавы, только и всего. В Мадриде чего не найдешь.
— Мадрид — это самое лучшее, что есть в Испании, — вмешался Кармело, подкрепив свои слова категорическим жестом.
— Самое лучшее, — не спеша сказал Лусио, — и самое худшее.
Макарио допил свое вино.
— Ладно, — сказал он, — я думаю, сегодня мы всего навидались. Кто идет домой?
— Все, — ответил пастух. — Во всяком случае, мы с ним. — И потянул за рукав алькаррийца.
— Погоди немного, — возразил тот. — Ну кто нас гонит?
— Да нет, не гонят, сказано — домой, и все тут. Завтра рано вставать. Овечки только по холодку и едят. Чуть запоздаешь их выгнать, не притронутся к траве, жарко им, хоть и голодные. Завтра в пять, сам понимаешь, немного похлебки, чашку кофе — и пошел пятки бить о камни. Ты мою жизнь знаешь. Так что идем, Лиодоро, не задерживай меня, я имею право поспать.
— Ладно, приятель, ладно! Вот допью только. Гляди, какой ты себялюбец: из-за того, что тебе рано вставать, всех спать загоняешь. Пусти, порвешь мне рубашку, чем я тогда свое грешное тело прикрою!
Тот отпустил его, и он обернулся к Маурисио:
— Сколько с меня?
— Четырнадцать стаканчиков, — посчитал в уме Маурисио, — четыре двадцать, все.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.